– Конечно, – заверила она. – Да и копов тут немного.

– Вот и слава богу.

Оставив ее, он двинулся обратно к вагону смерти, в котором подобно огням дуговой сварки то и дело вспыхивали фотокамеры криминалистов. Перед одной из открытых дверей стояла группка из трех полицейских в штатском и одного в форме. Дальше человек в латексных перчатках – без сомнения, из команды судмедэкспертов – изучал тело киллера, лежащее в дверном проеме.

Сэнди требовалось оказаться на месте действия, ему надо было услышать, о чем говорят эти копы, но он был не в силах сдвинуться с места. Один шаг за ленту заграждения – и его с поджатым хвостом выкинут обратно, заставив маяться в группе оставшихся в живых пассажиров. Но он не просто выживший, он, черт побери, представитель прессы – люди имеют право знать, и все такое… Он попытался припомнить технику уверенного поведения, которую им преподавали на курсах в прошлом году, но в голове была полная пустота, кроме старой избитой фразы: самое худшее, что может случиться, – это услышать от кого‑то «нет».

Но после всего, что произошло, бояться отказа было просто глупо. Сэнди вытащил из бумажника свою пресс‑карту и зажал ее в руке. Быстро осмотревшись, он убедился, что в его сторону никто не смотрит. Он заметил, что один из детективов в штатском отличался крупным телосложением. Был просто огромным. Прикинув, что, если будет двигаться под углом, фигура этого великана прикроет его как щитом, Сэнди поднырнул под ленту и боком стал продвигаться в сторону этой четверки, слушая и запоминая.

– …похоже, второй стрелок знал, как ему действовать.

– Что ты имеешь в виду?

– Исходя из того, что мы слышали, он первым делом прострелил тому психу плечо, а потом разнес ему башку.

– Мать твою, скорее смахивает, что он его просто расстрелял. Но что он пустил в ход? Никто нам так толком ничего и не сообщил о его оружии, разве что оно было очень маленьким.

– И в обойме было как минимум четыре пули.

– Могу сказать, что явно не 22‑й калибр. И судя по ранам того психа, не 32‑й. Парень подобрал гильзы, чтобы они нам не достались.

– Вся эта история очень странная – включая и способ, как он уложил этого типа. То есть почему бы ему просто не всадить пулю в голову и покончить с ним?

– Потому что, если промажешь с первым выстрелом в голову – а поскольку мы говорим о маленьком и коротком стволе, имелась большая возможность промаха, – с тобой покончено, ибо у этого дохлого Колина Фергюсона имелась пара пушек и он тебя тут же уложил бы. Так что, если ты соображаешь, то сделаешь именно то, что и сделал наш парень: стреляешь в руку и…

– Мне кажется, что процент поражения невысок. Я бы предпочел центр массы.

– Прекрасно – если только на нем нет бронежилета. А свидетели говорят, что психа развернуло боком, когда он словил первую пулю. Все же плечо крупнее головы, и даже если ты промахнешься и попадешь в корпус, в жилете он или нет, у тебя будет хороший шанс на выигрыш. Так что наш парень взял на прицел руку и выстрелил. Значит, один пистолет выведен из игры, а сам он оказался еще на несколько шагов ближе. И теперь ему было проще обездвижить и вторую руку.

– Смахивает, что он прошел хорошую подготовку.

– Ясно как день. А собранные гильзы говорят о нем как о профессионале. Но кто его готовил? С обеими бездействующими руками стрелять тот псих больше не мог. И его можно было оставить в таком состоянии. Но он прикончил его.

– И весьма толково.

– Может, он не хотел два года слушать по судам разговоры о «желтой ярости».

– Как я и сказал – гребаный расстрел.

– Ты сожалеешь по этом поводу, Маккейн?

– Может быть.