Стоя лицом к копам, Сэнди приподнял камеру на уровень бедра и начал нажимать кнопку спуска.

– Может быть, – произнес Маккейн. – Но я хотел бы знать, кто его раздавил.

Торопливо отщелкав полдюжины кадров, Сэнди сунул камеру обратно в карман. Он обильно вспотел. Ему казалось, что он сломя голову пробежал две мили.

– Куда как просто выяснить, – ухмыльнулся Роулинс. – Просто в пяти районах города переловим всех белых мужчин, шатенов среднего роста и телосложения и проверим, не таскают ли они на щиколотках кобуру.

– Мы найдем его, – сказал Маккейн. – Человек, который совершил такое, спас целый вагон, не может не считать себя героем. Кому‑нибудь он да проговорится. Никак не сможет держать язык за зубами. И тогда мы до него доберемся.

– И что тогда? – обеспокоенно спросил Сэнди. Они говорили о человеке, который спас ему жизнь. – Что вы с ним сделаете?

Маккейн искоса посмотрел на него:

– Может, и ничего. Куча людей хочет завалить его благодарственными телеграммами – чертовски уверен, что к ним относишься и ты, и все остальные из этого вагона, – но много других настроены не столь благожелательно. Он в самом деле спас жизни, но, может, он из тех лунатиков с оружием, а сегодня вечером он считается киллером. Не лучший образец гражданской сознательности.

– Вы хотите посадить его за решетку? – спросил Сэнди.

Маккейн покачал головой:

– Не обязательно. Но я хочу знать, кто он такой. Хочу знать о любом, который шатается по моему участку, держа при себе такое огнестрельное оружие и умея с таким убийственным эффектом пускать его в ход.

– Но ведь у вас нет его описания. Вы знаете только, что это – темноволосый человек белой расы среднего роста, веса и телосложения, не так ли? – спросил Сэнди.

– Мы даже не знаем цвета его глаз, – добавил Роулинс.

Сэнди чуть не брякнул, что они карие, но в последний момент спохватился.

– Думаешь, что выжившие прикрывают его? – спросил полицейский в форме.

Прищурившись, Маккейн смерил взглядом Сэнди:

– Что скажешь на это, мистер газетчик? Ведь ты и твои друзья тут не собираются чинить препоны правосудию, не так ли?

У Сэнди одеревенел язык. Ему казалось, что он сделан из сухой кожи. Сглотнув, он попытался изобразить возмущение.

– Если вы считаете, что мы договорились и соорудили какое‑то ложное описание, как, по‑вашему, нам это удалось? Все мы были не в том состоянии, чтобы связно соображать. Если вы хотите удостовериться, что я ел на обед, детектив, проверьте пути внизу. Оставшись в живых, мы просто испытали колоссальное облегчение.

– Если бы даже они хотели это сделать, – сказал Роулинс, – сомневаюсь, что у них было бы время. И давай примем то, что у нас есть: этот второй стрелявший был белым мужчиной со средними показателями по всем статьям, который прикрыл лицо и исчез.

– Пожалуй что так, – согласился Маккейн. – Во всяком случае, больше у нас нет ничего существенного. Как я и говорил: будем искать, может, и наткнемся. Это всего лишь вопрос времени.

Но я должен найти его первым, подумал Сэнди, представляя себе и зрелище ток‑шоу, и контракт на книгу.

Спаситель… второй стрелок… бледнолицый… как бы его ни называть, только один человек во всем городе может опознать его. А Сэнди не собирался растрачивать себя по мелочам. Он выжил в этом поезде смерти – и завтра над его головой взойдет солнце журналистской удачи. Но что будет на следующий день и еще через день? Он станет – в полном смысле слова – вчерашней новостью.