|
— Так! — произнесла она гневно, — значит, ты теперь Никольский. Взял его фамилию.
— Отцу это было бы приятно, — смущенно ответил я. Мама задохнулась от негодования, но больше ничего не сказала.
Мы с Мариной быстро упаковали холсты и вышли на балкон. Было прохладно. Я сбегал за маминой шалью и укутал Марину. Мы стояли обнявшись и смотрели на спокойную Москву-реку. На черной глади отражались звезды, изредка плыли какие-то баржи, катера.
По набережной с шуршанием пробегали автомобили. Шум города доносился все тише, ночью Москва затихала. Как я люблю Москву, мой родной город, горячо и преданно.
Но отчего же позывные Зурбагана звучат для меня так громко, так призывно, не давая покоя моей душе.
|
