— Может быть? — передергиваю я и кривлю губы.

— Что может быть? — снова не понимает Катя.

Нет, она совершенно не улавливает ход моих мыслей! Я после слов «может быть, я должна была остаться…» вообще перестал ее слушать.

— Ты сказала «может быть», — отвечаю. — Хорошо, что у тебя хоть какие-то сомнения остались. И что ты потом про «вырваться» говорила?

— Я говорила, что хотела вырваться… — совершенно подавлено мямлит сестра.

— Откуда вырваться, Катя? Ты о чем, вообще?! — я уже разошелся не на шутку. — Да он тебя никогда пальцем не трогал! С чего тебе так плохо-то было?! И чего ж ты приперлась, если так рвалась отсюда свалить?!

— Я соскучилась… — уже чуть ни плача отвечает сестра. — Я хотела вас увидеть… Рома…

— Увидела? — снова перебиваю. — Всё?

— Хватит! — срывается она. — Хватит меня обвинять! Я ни в чем перед тобой не провинилась! А если тебе покоя не дает, что папа меня не трогал, так я не знаю, почему! Вот за это и правда прости!

Старшая сестра теперь хочет побольнее меня уколоть. Вряд ли у нее получится. Хотя, меня, конечно, цепляет та мысль, что Катю-то папаша никогда не бил, но не это главное. Главное, чего я ей никогда не прощу, это того, что она свалила в свой университет, оставив нас тут, меня, Ксюшку и маму. Главное, что нам бы совсем не помешала ее помощь в эти полтора года, но сестренка даже летом не удосужилась приехать. У нее там, видите ли, был жесткий период адаптации. А у нас тут был просто сказочный период все это время! Когда мама совсем слетела с катушек, когда ей стало совсем хреново, когда отец так технично сплавил ее в больницу, а потом окончательно на все забил и нашел себе новую бабу, и мне пришлось из кожи вон лезть, чтобы придумать что-то, что позволило бы нам избежать всего этого кошмара со службами опеки, — это был очень легкий период для нас, просто прекрасный! Когда мне в пятнадцать лет пришлось освоить все домашние дела, включая готовку, уборку, стирку и бог знает что еще, когда мне приходилось ходить в школу, искать работу, успевать следить за Ксюшкой, да еще врать всем подряд, чтобы не приставали с расспросами. Когда мне пришлось врезать еще один замок, чтобы отец не мог просто так войти к нам, когда мне приходилось отбиваться от его кулаков… Да, это был офигенный период. Но в какое он может идти сравнение с периодом адаптации в университете!

— Соскучилась, говоришь? — отвечаю, терзаемый всеми этими нерадостными мыслями и сжигаемый острой нелюбовью к старшей сестре. — Ты у мамы давно была?

— А ты сам давно был? — передергивает Катя, пытаясь, видимо, в чем-то меня уличить.

— Вчера! — бросаю я ей в лицо, и Катя мгновенно затихает.

— Почему ты не сказал мне? — вполголоса говорит сестра.

— Потому что ты не спрашивала! — отвечаю. — Ты ведь спешила повидаться со своими школьными друзьями!

— Как она? — Катя берет со стола чашку кофе и опускается на стул.

— Сходи — узнаешь.

— Я не знаю, куда. Ты дашь мне адрес? — теперь она вдруг заговорила совсем робко.