Скрип коньков по льду и щелчки клюшек сливаются в единый гул, эхом отдаются в ушах. Мне удается завладеть шайбой, и я несусь к воротам «Гарварда». Их защитник бросается мне наперерез, и я передаю шайбу назад, Остину, а он с космической скоростью отправляет ее в сетку.
Гол!
Линии меняются под одобрительный рев наших товарищей по команде. Уилл хлопает меня по руке, поздравляя с удачной передачей.
Я не могу здесь находиться.
Я едва слышу сигнал, оповещающий о конце игры, – в голове у меня непрестанный гул. Кажется, моя мантра вышла на новый уровень.
После игры я торопливо переодеваюсь и отправляюсь на поиски тренера Дженсена. Прошу уделить мне минутку наедине. Думаю, он знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я открываю рот. Он все видит в моих глазах.
– Мне надо поехать домой, тренер.
Сначала он молчит, потом вздыхает.
– На сколько?
– Не знаю.
* * *
– В каком смысле ушел из команды? – Диана встревоженно ходит за мной по комнате, наблюдая, как я кидаю вещи в чемодан.
– Я не ушел. Хотя нет, ушел, наверное.
– Шейн. Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
Я открываю верхний ящик комода, хватаю пачку боксеров наугад. В спальне в последнее время жила сестра, так что повсюду разбросаны ее вещи. Ей тоже придется собраться, но я хотел сначала поговорить с Дианой, а потому посадил Мэри-Энн перед телевизором – смотреть документалку об астероидах.
– Мне надо поехать домой, Диксон. Я не могу здесь находиться.
– Ладно. – Я слышу, как она глубоко вздыхает. – Я понимаю. Но… Речь о хоккее. Хоккей – вся твоя жизнь. Что, если вы выйдете в плей-офф? Нельзя уходить из команды.
В груди от этого все сжимается. Она ведь права – нельзя.
Но я уйду.
Со свистом выдохнув, закидываю вещи в чемодан и опускаюсь на край кровати. Диана садится рядом, повернувшись ко мне, и изучающе вглядывается в мое лицо.
– В чем дело? – напирает она.
– Я пообещал ему заботиться о них, – угрюмо признаюсь я.
– Ты и так о них заботишься.
– Как? Мама одна дома, изо всех сил пытается продать дом к Рождеству, чтобы ей не пришлось встречать праздник в компании призрака. Не говоря уже о том, что она улаживает дела с юристами, бухгалтерами и исполнителями завещания, потому что после папы осталась куча собственности. А Мэри-Энн здесь, так что ты, я и Джиджи передаем ее друг другу, как будто с рук на руки, потому что у меня то тренировки, то занятия, то качалка. И как же я смогу о них позаботиться?
Диана гладит меня по щеке. Теплое прикосновение успокаивает, и я подаюсь ему навстречу, оседаю в объятиях своей девушки, а она только крепче обвивает меня руками. С самого начала всего этого кошмара Диана была моим якорем, скалой. Она – единственный проблеск света в черном и узком до клаустрофобии тоннеле, в который превратилась моя жизнь. И из которого мне никак не найти выход.
– Я дал папе слово, – хрипло говорю я. – И не смогу сдержать его, если останусь в команде. Мне нужно на какое-то время вернуться в Хартстронг.
– На какое-то время – это на сколько?
Отстранившись, я вижу, что лоб ее прорезала глубокая морщинка. Я ласково поглаживаю ее кончиками пальцев, пока морщинка не исчезает, а потом прижимаюсь ко лбу Дины своим.
– Как минимум до конца праздников. Может, чуть дольше. Может, пропущу следующий семестр, смотря что понадобится от меня моей семье.
Диана кусает губы.
– Если пропустишь семестр, не сможешь выпуститься.
– Тогда вернусь осенью, – я беру ее за руку, мне нужно ее тепло. |