– Он попросил меня помогать вам с Мэри-Энн. Этим я и занимаюсь.

– Но не ценой твоей собственной жизни, – ласково возражает мама. – Он бы не хотел, чтобы ты бросил команду. И учебу. На самом деле он бы, наверное, подзатыльник тебе дал за такое решение. Ведь ты забываешь о еще одном данном ему обещании.

Я непонимающе хмурюсь.

– Ты обещал, что поедешь в Чикаго, как и собирался. Что преуспеешь в выбранном тобой спорте. Ты хоккеист, а не нянька, не упаковщик и не повар, хотя готовишь ты прилично. Ты должен играть в хоккей. Вот что ты пообещал папе. И ты должен сдержать слово. – Она глубоко вздыхает, но взгляд ее остается все таким же твердым. – Тебе здесь не место.

Я чувствую, что брови сходятся на переносице.

– Тогда почему ты разрешила мне приехать домой?

Она снова вздыхает.

– Честно? Я думала, через недельку-другую тебе все это надоест. Ты заскучаешь по хоккею и по Диане и вернешься в Брайар. А ты никуда не уехал. Так что ты буквально выкрутил мне руки, и я вынуждена сама тебя вытолкать.

Я недоверчиво смеюсь.

– Ого!

– У нас с твоей сестрой все будет в порядке. Ты уже столько сделал! Мэри-Энн завтра возвращается в школу. У меня есть работа. Юристы неплохо разобрались в недвижимости, оставшейся от твоего отца. И ты упаковал практически все вещи в доме. Тебе здесь больше делать нечего. Пора уезжать.

Мои губы изгибаются в улыбке.

– Поверить не могу, что ты выгоняешь меня из дома.

Тем не менее ее поступок (точнее, ее разрешение) снимает с моих плеч тяжкое бремя, и на смену ему приходит нечто новое – надежда. Мне понравилось находиться дома, с семьей, но отчасти я возненавидел такую жизнь. Давно мне не приходилось брать на себя столько обязательств – содержать дом, повсюду возить Мэри-Энн, следить, чтобы она всегда была занята. Профессиональному хоккеисту все это не успеть – это просто невообразимо.

Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше понимаю, каким идеалистом был раньше, какой мне представлялась жизнь. Мне будто вкололи ударную дозу реальности. Все мои представления о том, что я рано женюсь, рано заведу детей и при этом смогу всецело сосредотачиваться на хоккее, на активных тренировках и напряженном расписании… Скажем так: я никогда не считал себя наивным, а теперь… Хм. Жизнь, о которой я мечтал, требует труднодостижимого баланса, и прямо сейчас мне такое не по зубам.

Мама права. Я скучаю по Брайару. По своим пацанам. А больше всего – по Диане.

Я придвигаюсь ближе и крепко обнимаю маму. Я так благодарен ей за поддержку, за то, что подстрекает двигаться дальше. Им с папой всегда удавалось обеспечить мне свободу, чтобы я шел той дорогой, которую выбрал, а они подбадривали меня со стороны. Чирлидеры из них были не хуже, чем из Дианы.

– Ладно. Завтра поеду, – говорю я. – Будем надеяться, тренер вернет мне прежнее место в составе и позволит сыграть с Йелем на выходных.

– Если не вернет, будет идиотом.

– Никогда не называй тренера Дженсена идиотом в лицо. Он тебя в порошок сотрет.

– А если я сотру его первой?

Я ухмыляюсь в ответ. Родом я из семьи психопатов.

– Хочешь, кино посмотрим или еще что? – предлагаю я.

– Конечно. Не знаю, смогу ли я осилить больше половины или усну, но посмотрим, как пойдет.

Посмеиваясь, я тянусь за пультом, но тут у меня звонит телефон. Значит, пульт подождет. Номер незнакомый, но код массачусетский. Обычно я отправляю незнакомые номера на автоответчик, но какое-то странное чувство не дает мне покоя, и я почему-то решаю ответить.

– Алло? – настороженно произношу я в трубку.