- Все слышали, - кивнул вербовщик.

    - Это ведь был тот, которого вы взяли вперёд меня?

    - Да.

    - Значит, место освободилось?

    - Разумеется, освободилось. К чему мне мертвецы? Они же не могут ходить за скотом.

    - Так я могу его занять? Вы ведь говорили, я вам тоже подхожу.

    С каждым новым ответом явственно крепла уверенность парня то ли в собственных возможностях, то ли в неколебимости прекрасной и богатой судьбы, соблазнительно улыбающейся из тумана будущего. А может быть, просто из тумана.

    - Говорил и от своих слов не отказываюсь.

    - Так я... принят?

    Интересно, он понимает, что, так сильно напирая сейчас, вызывает лишь подозрение и ничего более? Вот и вербовщик, вместо того чтобы ответить утвердительно, почему-то тянет время. Чувствует неладное? Немигающий взгляд и дрожащие веки... Странное сочетание. Пугающее.

    Слишком горячий? Сейчас проверим.

    Склоняюсь над столом:

    - И много денег можно у вас получить за три месяца?

    - По десять «орлов» в месяц, если будешь работать исправно, - охотно подыграл мне лысоватый, получив возможность уйти от разговора с предыдущим собеседником. - Самая высокая цена среди всех.

    - А что нужно сделать, чтобы к вам попасть? Рекомендации какие, свидетельства нужны?

    - Мне довольно посмотреть на человека, чтобы принять решение, - гордо ответил вербовщик.

    - Ух и заманчивая же цена! А если... - Наклоняюсь ещё ниже, но говорю таким громким шёпотом, чтобы меня смогли расслышать все заинтересованные лица: - Если отказаться от пары монет в вашу пользу? Каково будет решение?

    - Думаю, ты и сам догадываешься какое.

    - Так что, по рукам?

    Я протянул ладонь вербовщику. Тот, чуть помедлив, отправил свою руку навстречу моей, но прежде чем наши пальцы смогли встретиться, раздался вопль, в котором слышалась обида маленького ребёнка, смешанная с чем-то нечеловеческим:

    - Не-э-эт!

    Это кричал тот парень, которому снова не повезло. А вслед за криком пришло время действия, которое, мягко говоря, оказалось удивительным.

    Ярость любого из нас может изменить до неузнаваемости, причём как украсить, так и изуродовать, но я впервые видел черты, пытавшиеся отразить все возможные чувства. Губы, веки, глаза, брови, подбородок, скулы - всё заходило ходуном, причём каждая часть в собственном направлении и в особом ритме, словно человек вдруг утратил власть над своим лицом. Зрелище можно было бы назвать всего лишь неприятным, если бы через пару вдохов к лицевой плоти не присоединились все оставшиеся мышцы долговязого тела, и присутствующие в зале люди не застыли на местах от ужаса и отвращения.

    Дёрг-дёрг-дёрг. Разные стороны, одинаково сильные рывки. Связки не выдерживают долго и рвутся, за ними следуют прочие волокна плоти, словно стремящиеся обрести свободу, и на рубахе парня расцветают кровавые розы. Упав ещё в самом начале бешеной пляски, он корчится на полу, то ли крича, то ли завывая, но в глухих звуках невозможно разобрать ничего осмысленного, ни одного слова, а я желал бы зажать уши, только бы не слышать то, что колокольным звоном гудит внутри меня.

    ...почему-за-что-неужели-всё-было-зря-я-сделал-всё-что-мог-и-остался-ни-с-чем-я-хотел-лишь-быть-свободным-и-стал-свободным-но-всё-оказалось-напрасно...

    Осколки мыслей, на сей раз не моих, а того человека, что разрывается на части неподалёку от моих ног.