– Ну как, нравится?

    Муть, висевшая в карих глазах, обуглилась в огне, не слишком ярком, но ясно показывающим удовольствие воина, которому преподнесли драгоценный дар смертоносного клинка. Хотя то, что принес я, то, что матово мерцало серо-жемчужными боками в лучах солнца, то, что хищно изгибалось, притягивая руку, не было мечом.

    Гройгский абордажный лук, прощальный подарок Рэйдена. Не знаю, где он раздобыл эту махину, но, пожалуй, даже эльфийская «радуга» меркла в сравнении с оружием островитян и мореплавателей. Высотой почти до моего подбородка, легкий, как и всякая высушенная кость, при этом удивительно гибкий и прочный благодаря хрящевым прожилкам, в прежнем своем воплощении лук был парными ребрами какой-то глубоководной рыбины, теперь же, отполированный, украшенный резьбой, призванной добавить продольной жесткости, тщательно сохраненный для вечности, он был готов к бою. И готов убивать, разумеется, ибо для лука нет иного способа существования, нежели отправлять стрелы в цель.

    – Он… прекрасен…

    Дрожь сладостного предвкушения в голосе. Вот так-то, господа, подкупить можно любого, нужно только предложить то, от чего невозможно отказаться или то, в чем человек не может признаться даже себе самому. Скитания по караванным путям не прошли для меня даром, как и наука купцов иль-Руади. Странно и причудливо устроена жизнь, она наполняет кладовую знаний всяческим барахлом, не стоящим, казалось бы, и медной монеты, но проходит время, иногда очень много времени, и вдруг выясняется, что обладаешь поистине бесценными сокровищами… Нужно только быть терпеливым и суметь дождаться.

    – Его плоть некогда была живой, как и твоя. Думаю, в ней тебе удастся остаться надолго.

    – Так долго, как пожелаю… – жадно подтвердил дух.

    – Но ты должен пообещать, что никогда не причинишь зла тому, кто будет владеть луком и пускать из него стрелы. Такое обещание возможно для тебя?

    – Да…

    – Тогда дополни свою предыдущую клятву и… Облачайся в новые доспехи!

    – Я поклялся убивать всех, кого встречу на своем пути, и не отступлю от клятвы… Но не имея собственной плоти, я не в силах исполнять обещанное, потому тот, кто подарил мне новую плоть, вправе требовать новых клятв… И я клянусь… Честно и преданно служить тому, в чьих руках окажусь… И всегда поражать цель с первого выстрела…

    Пальцы дрогнули, неуверенно коснулись повязки. Я помог размотать запятнанную кровью ткань, а обнажившуюся и успевшую зарубцеваться рану дух вскрыл сам, поднеся запястье ко рту и впившись в кожу зубами. Потекла кровь, и я поспешил подставить под тоненькую темно-алую струйку бутон позвонка, из которого росли плечи лука.

    – Благодарю тебя, вернувшийся …

    Еще один стежок между запястьем и старой костью. Кажется, течение крови останавливается, замирает, словно выбирая, в какую сторону следует двигаться, потом струйка отрывается от раны, падает, ударяясь о костяные узоры, но не расплескивается, а быстро втягивается и исчезает в некогда живой плоти. А я, дрожа то ли от благоговейного страха, то ли от восторга, смотрю, как серо-розовая сеточка линий покрывает поверхность лука. Волна тепла пробегает по всей длине оружия, от истоков плеч до кончиков рогов, согревая мои пальцы осознанием… Нет, даже не правильности происходящего, а гордостью. Самой настоящей гордостью за себя. За то, что нашел обходной путь, ведущий туда же, куда стремятся все прочие: к продолжению жизни.