— Пожалуйста, перестань, — Мэри хохотнула. — Сейчас не время…

— Время, — пробормотал Джереми, бросая взгляд на заросли ежевики и каменистую почву. — Самое время мне браться за работу. Твой отец велел очистить это поле до конца недели.

— Вообще-то мой отец — не самый главный в семье, — заметила Мэри, погруженная в свои мысли. — Мой дядя Бенджамин может заставить отца делать все, что угодно…

— А как, кстати, здоровье твоего дяди? — прервал ее Джереми с заботой в голосе.

— Плоховато, — ответила Мэри, вздыхая. — Теперь у него с левой рукой случилось то же, что и с ногой.

— Ты хочешь сказать…

— Дядя не может двигать левой рукой. И не чувствует ее. Говорит, что она совсем онемела. Кажется, у него вообще вся левая сторона отнимется.

— А как у него с настроением? — спросил Джереми.

— Кто его разберет, — отозвалась Мэри задумчиво. — Он и всегда-то был тяжелым человеком. Дядя не из тех людей, что покоряются болезни или апатии. Но несмотря на силу духа, он беспомощен, как младенец.

— Ему повезло с сиделкой, — заметил Джереми, и глаза его сверкнули.

И прежде чем девушка успела сообразить, он повернулся и прижался своими губами к ее.

Прикрыв глаза, Мэри ответила ему так же страстно.

«Не следует этого делать. Это нехорошо. А впрочем, не важно», — подумала девушка.

— Эдвард, погоди, — окликнула Мэри. — Не беги так быстро.

Она изо всех сил пыталась за ним угнаться, и тонкие веточки хлестали ее по ногам.

— Извини, — отозвался брат, обернувшись к ней. Здоровой рукой он сорвал длинную и толстую травинку и засунул ее в рот. — Я задумался кое о чем.

— Об отце? — Мэри остановилась, затаив дыхание.

Эдвард кивнул.

Над головой громко закричала птица. Запрокинув голову, девушка увидела двух огромных черных дроздов, сидевших на одной из нижних веток дерева.

— А дрозды появляются к удаче или к беде? — спросила Мэри.

— К беде, наверное, — ответил брат задумчиво. — Черный — цвет смерти, верно?

— Не будь таким мрачным, — попросила Мэри. — Я вытащила тебя на прогулку специально, чтобы ты развеялся.

— Извини, — вздохнул Эдвард. — Но как же мне не быть мрачным, Мэри?

— Из-за руки? Но она скоро заживет.

— Нет, — ответил брат, разглядывая свою тяжелую перевязку. — Я беспокоюсь об отце. И о Ребекке. И…

— О Ребекке? — перебила Мэри, подходя к стволу дерева. — Разве она заболела?

— Нет, — покачал головой Эдвард. — Но в последнее время она выглядит такой ослабевшей, такой измученной и потерянной. Я совсем не узнаю ее.

— По-моему, она просто переутомилась, — предположила Мэри, — Эзра очень трудный ребенок.

Брат не ответил. Дальше они продолжали прогулку по лесу молча. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны деревьев, бросая под ноги изломанные синие тени.

— Скоро уже будет пора обедать, — сказал, наконец, Эдвард, дожевывая травинку- Ребекка, наверное, уже волнуется.

— Что ж, пойдем обратно, — согласилась Мэри. Она пробежала пальцами по морщинистой коре дуба и повернулась.

— Сегодня я пытался поговорить с отцом, — произнес Эдвард, беря сестру за руку.