|
Они обрадуются знакомому обычаю. — А не ты этому знакомому обычаю обрадуешься? — спросил Рис. — Не понимаю, что ты имеешь в виду. — Понимаешь. — Тон у Риса был даже слишком серьезный. — Нет, не понимаю. — Тебе не идет напускное простодушие, морской бог. — Тебе тоже, бог смерти, — сказал Баринтус с ноткой раздражения в голосе. Не то чтобы злости — я еще ни разу не видела, чтобы он по-настоящему злился, но все же между ним и Рисом появилось некоторое напряжение. — В чем дело? — спросила я. Ответил мне Холод. — Из твоих приверженцев эти двое самые могущественные. Я повернулась к нему. — И какое это имеет отношение к их неладам? — Они заново обретают силу и начинают пробовать рога, как бараны по весне. — Мы не животные, Убийственный Холод. — Поэтому ты мне напоминаешь, что я не урожденный сидхе, а также что я не приплыл на берега нашей прежней родины среди прочих детей Дану. Напоминаешь, всего лишь назвав старым прозвищем. Да, я был Убийственным Холодом, а прежде и того меньше. Баринтус молча на него смотрел. Потом сказал: — Возможно, я и впрямь до сих пор расцениваю как низших тех из сидхе, кто вышел из малых фейри. Я этого не хотел, но и отрицать не могу. Мне тяжело видеть тебя супругом принцессы и одним из будущих отцов ее детей, притом что тебе никогда не поклонялись и был ты прежде не более чем мелким духом, расписывающим окна узорами. Никогда не подозревала, что Баринтус не ставит наравне урожденных сидхе и тех, что начинали жизнь как малые фейри. Я даже не пыталась скрыть свое удивление. — Ты никогда ничего подобного не говорил, Баринтус. — Я был бы рад любому отцу твоих детей, если бы он возвел тебя на трон, Мередит. Мы потом сумели бы упрочить твое положение. — Ты ошибаешься, Баринтус. Если бы я приняла корону, на меня продолжались бы покушения, и кто-то из нас их бы не пережил. Неблагой двор никогда меня не примет. — Мы бы заставили их признать твою власть. — Ты все время повторяешь «мы», Делатель Королей. Кто эти «мы»? — спросил Рис. Мне припомнилось вчерашнее предостережение Риса. — Мы — это мы. Принцесса и ее знатные приверженцы. — Кроме меня, — отметил Холод. — Я так не говорил, — сказал Баринтус. — Но подразумевал? — спросила я, протягивая руку Холоду. Прямой и гордый, он встал рядом со мной, я прислонилась головой к его ноге. — Правда ли, что тебя короновала сама страна фейри с благословения лично Богини? — ответил он вопросом. — Точно ли ты носила корону Луны и Сумерек? — Да. — А Дойл точно был увенчан короной Терна и Серебра? — Да, — сказала я, поглаживая пальцем руку Холода и чувствуя под щекой успокаивающую твердость его бедра. Баринтус закрыл руками лицо, словно ему невыносимо стало на нас глядеть. — Да что с тобой? — спросила я. Он сказал, не отнимая рук от глаз: — Ты ведь победила, Мерри, неужели ты не понимаешь? Ты завоевала трон, а ваши короны заставили бы замолчать любого несогласного. С глубоко несчастным видом он опустил руки. — Ты напрасно так в этом уверен. — Даже сейчас, у меня на глазах, он рядом с тобой — тот, ради кого Ты отдала все. Я наконец поняла, что выводило его из себя, — или подумала, что поняла. — Ты расстроен, что я пожертвовала короной ради жизни Холода. |
