|
Рядом с монохромной Катбодуа Усна казался фейерверком красок. Он был раскрашен природой под трехцветную кошку: на лунно-белой коже были рыжие и черные пятна. В такую кошку превратилась его мать, когда была им беременна. Усна свернулся калачиком на коленях Катбодуа, как кот — насколько ему удавалось при шестифутовом росте. Волосы он распустил, они накрывали черную одежду и сияющую красоту Катбодуа пледом из мягкого меха. Катбодуа задумчиво перебирала его волосы пальцами, пока оба они смотрели на разворачивающиеся перед ними страсти. Выражение в серых глазах Усны, самой некошачьей его черте, и в черных глазах Катбодуа было до странности одинаковым. Они любовались суматохой безэмоционально, как это умеют животные. Усна когда-то мог превращаться в кота, а Катбодуа — ворона или ворону. В те времена ей не приходилось полагаться в разведке на глаза настоящих птиц. Оба они из-за этой способности меньше походили на людей или даже на сидхе, в них проступало нечто более древнее, близкое к природе. Разумеется, до этой минуты я не подозревала, что они спят вместе. Они в паре заступали на службу, но пока я не увидела, как холодная и даже жутковатая Катбодуа ласкает его волосы, мне и в голову не приходило, что между ними есть что-то большее. Они умело скрывались. Шолто словно почувствовал — а может, удивление отразилось у меня на лице, потому что он сказал: — Твое позволение другим стражам выбирать любовников заставило их обнародовать свою связь. — Не то чтобы заставило. Они решились открыться, потому что поняли, что это не опасно. Шолто кивнул: — Согласен. Он шагнул вперед, ведя меня за руку, будто в танце. Гален, улыбаясь, направился к нам, но тут неразличимым от скорости движением за ним метнулся Баринтус — и Гален внезапно оторвался от земли и полетел прямо в стеклянную стену, отделявшую нас от моря и скал. Глава 28 Гален врезался в стену — в бетонный угол чуть сбоку от стекол. Стена от удара пошла трещинами, точно как в мультиках. Не то чтобы на ней остался четкий отпечаток его тела, но было ясно видно, к примеру, где он попытался подставить руку, смягчая удар. Гален тряс головой, пытаясь подняться, а Баринтус уже шел к нему. Я хотела бежать и вмешаться, но Шолто не дал. Впрочем, Дойл оказался между ними быстрей, чем мне удалось бы два шага сделать. Холод подошел к Галену. — Уйди с дороги, Мрак! — рявкнул Баринтус, и в окно плеснула волна, хоть мы и были высоко от моря. — Ты хочешь лишить принцессу ее телохранителя? — спросил Дойл, стараясь сохранить непринужденный вид. Но даже мне было видно, как напряжены его мускулы, как упирается в пол толчковая нога, готовя опору для удара или какого-то иного не магического, а физического воздействия. — Он меня оскорбил, — заявил Баринтус. — Не стану спорить. Но среди нас никто не владеет так хорошо личным гламором, только Мередит и Шолто могут соревноваться с ним в искусстве маскировки. Нам это его умение сегодня необходимо. Баринтус стоял посреди комнаты, меряя Дойла взглядом. Наконец, глубоко вздохнув, он шумно и быстро выдохнул, расслабил плечи и встряхнулся — волосы встрепенулись как птичьи перья, хотя ни одна птица не может похвастаться оперением таких оттенков синего цвета. Он посмотрел в другой угол комнаты, на меня и Шолто, схватившего меня за плечо. — Прости мое ребячество, Мередит. Он тебе и правда сегодня нужен. Он еще раз громко вздохнул в притихшей комнате и глянул мимо застывшего в боевой стойке Дойла. Гален поднялся с помощью Холода, но поза у него была неуверенная, как будто без поддержки Холода он стоять не смог бы. — Пикси! — крикнул Баринтус, и океан еще выше и сильнее плеснул в окно. |
