|
Пусть в животе у меня все еще было завязано узлом, но внешне это не проявлялось — это и значит находиться у власти. Свой страх держишь при себе. Я подошла к Хафвин и Догмеле; Догмела перестала плакать, но еще была бледна и слегка дрожала. Я села на диван рядом с ней, но так, чтобы не дотронуться до нее. Ей, наверное, на сегодня хватило прикосновений. — Мне сказали, что у тебя гламора тоже хватило бы, но ты лучше останься сегодня дома, отдохни. — Пожалуйста, позволь мне пойти. Я хочу быть тебе полезной. Я ласково улыбнулась: — Я не знаю, что мы можем увидеть, Догмела. Вдруг там что-то напомнит тебе о зверствах Кела. Сегодня останься здесь, но с завтрашнего дня вы с Шаред будете заступать в дежурство наравне со всеми. Она удивленно распахнула голубые глаза, а потом улыбнулась сквозь высыхающие слезы. Шаред шагнула к нам, опустилась на колено и низко склонила голову: — Мы не подведем тебя, принцесса. — Не нужно так кланяться, — сказала я. Шаред приподняла голову, глянув на меня синими глазами с мерцающими в радужках звездами. — А как нужно? Только прикажи, и мы будем приветствовать тебя, как повелишь. — На публике никаких поклонов, пожалуйста. Рис обошел Баринтуса широким крутом, не поворачиваясь к нему спиной — вроде бы незаметно, но если увидела я, то и Баринтус увидел тоже. — Если ты встанешь на колено при людях, никакой гламор в мире не скроет, что она принцесса, а ты — ее стражница. Шаред кивнула и спросила: — Можно мне встать, ваше высочество? Я вздохнула: — Да, конечно. Пока она вставала, на колено опустилась Догмела. — Прошу прощения, принцесса, я не почтила тебя должным образом. — Пожалуйста, прекратите, — сказала я. Озадаченная, она подняла голову. Я встала и подала ей руку — она взяла, нахмурившись. — Разве ты не заметила, что мужчины не кланяются мне на коленях? Женщины переглянулись. — Королева редко настаивала на поклонах, зато принц — всегда, — сказала Шаред. — Только скажи, как нам тебя приветствовать, и мы выполним. — Рада буду, если скажете «привет». — Нет, — вмешался Баринтус. — Так не пойдет. Я взглянула на него далеко не дружелюбно. — Не тебе решать, Баринтус. — Если тебя не уважают, то и не подчиняются. — Фигня. Он оторопел, явно не ожидая услышать такое от меня. — Мередит… — Нет. Все, что могла, я уже от тебя выслушала. Никакие поклоны и расшаркивания никому не прибавили ни капли уважения к Келу и Андаис. Вот бояться заставили, но страх — это не уважение. — Ты мне угрожала руками плоти и крови. Ты хотела внушить мне страх. — Я предпочла бы заслужить твое уважение, но ты всегда будешь видеть во мне лишь маленькую дочку Эссуса. Как бы ты меня ни любил, ты не сочтешь меня достойной правительницей. — Неправда, — сказал он. — А то, что я пожертвовала короной ради жизни Холода, и вовсе подорвало твою веру в меня. Он отвернулся, что само по себе было ответом. — Так поступают экзальтированные романтики, а не королева. — Значит, я тоже экзальтированный романтик? — спросил Дойл, делая шаг вперед. Баринтус посмотрел на нас обоих, потом сказал: — От тебя, Мрак, такого никто не ждал. Я думал, что ты поможешь сделать ее такой королевой, которая нам нужна. А вместо этого она превратила тебя в слюнтяя. |
