Мой муж откинулся назад, лицо бесстрастное. Он молчал, и, после того как мы проехали примерно полмили, я решилась заговорить:

— Мистер Сэбин, вы…

— Советую перейти на «ты», — перебил он, рассеянно глядя на дорогу. — Так принято между мужем и женой.

— Прошу прощения. Ник… ты сердишься на меня? Он серьезно посмотрел на меня.

— Почему я должен сердиться?

— Я не знаю, но вы… ты не хочешь со мной разговаривать, и я подумала… ах, я ничего не понимаю. Пожалуйста, постарайтесь меня понять. Все это время я думала, что вы умерли, и для меня было настоящим потрясением увидеть, как вы вошли в комнату. Но я так рада, мистер… Ник, — я тронула его за рукав. — Как здорово, что ты жив!

— Даже несмотря на то, что я увез тебя из «Луноловов»?

Я смотрела на него, не понимая.

— Да, конечно. Мне очень нравятся Фолконы, но то, что ты жив, гораздо важнее. — Я положила руку себе на лоб, в голове стучало. — Все еще не могу поверить, что вам удалось бежать. Как… ты это сделал… Ник?

— Твой доктор Ленгдон помог, — спокойно сказал он. — Рано утром, проводив тебя, он пришел ко мне в тюрьму и спросил, хочу ли я рискнуть и, возможно, умереть от его руки или согласен принять верную смерть от солдат мандарина.

— Я… я не понимаю.

— Я тоже не понял сначала. Есть такой наркотик, его получают из опиума. Приняв большую дозу, человек впадает в бессознательное состояние, очень похожее на смерть. Иногда даже врач не может отличить. Часто действительно можно умереть. Все, что может сделать врач, это ждать. Если через двое суток человек не придет в себя, значит… Мне стало холодно.

— И ты согласился?

— С радостью. В худшем случае, такая смерть гораздо приятнее, черт побери, чем та, которую приготовил для меня Хуан Кунг, — он по-волчьи улыбнулся. Я увидела в его глазах знакомый смех, и мне стало немного легче. — Я добавил к спектаклю кое-что от себя, — продолжал он, — доктор Ленгдон оставил мне наркотик и ушел. Через полчаса он вернулся. Когда они с надзирателем пришли, то увидели меня на полу. Мой ремень был разодран пополам. Один конец обмотан вокруг шеи, оставляя на ней большую кровоточащую ссадину, для большего правдоподобия. Другой кусок свисал с крюка для лампы. Все так, как будто я повесился, а ремень под тяжестью моего тела оборвался. Я соорудил все это и принял наркотик.

У меня потекли слезы.

— Ах, Ник… ведь это — чудо!

— Не надо, Люси! — резко сказал он. — Не надо!

— Просто я очень рада. Я не хотела плакать.

— Ради бога! — хрипло сказал он и отвернулся. Я не понимала, почему он снова сердится, но быстро вытерла слезы и сказала: — Извини. Пожалуйста, продолжай.

— Ну что ж… наш план сработал, — снова заговорил он бесцветным голосом. — Когда мандарину сообщили, что я повесился, он приказал высечь надзирателя и послал своих врачей убедиться, что я действительно мертв. Они подтвердили. Доктор Ленгдон попросил разрешения забрать тело и похоронить на английском кладбище. За это ему пришлось дать взятку в двадцать соверенов, так что хорошо, что ты оставила ему мой свадебный подарок. Не знаю, как ему удалось организовать все остальное, но гроб с камнями был в тот же день захоронен, и старый Тэттерсолл прочитал поминальную молитву. Трудно, наверное, найти священника, который бы за сутки обвенчал и похоронил одного и того же человека.