– Святой Мертий?
Клара посмотрела на него как раньше, когда у него голова не варила. Потому как по части интеллекта она была определенно несколько впереди Бреннера.
Святой Мертий, размышлял Бреннер. Ну конечно: Смерть. Ни фига себе. Ежели ты едешь на облучение и отпускаешь такие шутки, то просто снимаю шляпу.
Оборотная сторона: теперь Бреннеру уже неудобно было обходить эту тему.
– И что у тебя? – спросил он как можно нейтральнее.
– Да вот укусила меня одна такая муха, что печенка у меня и расстроилась.
– Печень? Ну надо же, чтоб именно печень.
– Да, именно так.
– А вообще‑то скорее можно подумать, что пиво на печень действует, только если его пить.
– Иногда хуже, если его в наследство получаешь.
– Ты вечно себе голову ломала над тем, что твои родители виноваты, если какой‑нибудь бедолага до смерти упьется.
– Вот видишь, поэтому мне и нужно было работать учительницей музыки.
– Ну и какие твои шансы?
– У мужчин?
– У лучей.
– Лучше, чем у мужчин.
– Тогда мне, значит, не нужно беспокоиться, – выдавил из себя Бреннер. Трудно поверить, но ему приходилось очень стараться, чтобы этот пресловутый комок в горле не добрался до его голосовых связок. Потому что сейчас у него случился самый настоящий приступ сентиментальности.
Он вспомнил, как они тогда расстались с Кларой. Виновата была хорошенькая подружка Клары, Бернадетте. Она даже однажды выиграла конкурс «Мисс лучшая грудь» на одной роскошной пунтигамской дискотеке. А ведущим конкурса был один знаменитый в то время эстрадный певец из Вены, так он в ту же ночь увел у Бреннера Мисс грудь.
Теперь у Клары и Бреннера опять все кончилось, ну, то есть они приехали на станцию облучения. Бреннер проводил ее наверх и на прощание спросил:
– Ты часто ездишь с нами на лечение?
– Два раза в неделю.
– Тогда мы с тобой точно еще увидимся.
– Точно. – Бровь она в этот раз не вскинула. Но Бреннер уже не мог понять, это плохой или хороший знак.
– Тогда пока.
– Тогда пока.
Он был не прочь сказать что‑нибудь более приветливое. Но ему ничего не пришло в голову. И здесь опять же можешь убедиться в преимуществах марафона. У Бреннера вообще не было времени на сантименты. Потому как его сразу же ждала следующая ездка. И снова выслушивать волынку про чью‑нибудь жизнь. И опять волынка, и опять волынка.
Только когда он вернулся вечером домой, марафон приостановился. Ему снова вспомнилась Клара и уже не выходила у него из головы, и он ей совсем уж было собрался звонить. Но я думаю, это был просто такой небольшой отвлекающий маневр, потому что он просто не знал, где ему искать Малыша Берти. Вместо этого он стоял у окна и смотрел вниз, во двор Союза спасения. И насвистывал потихоньку эту мелодию.
Была у Бреннера такая странная привычка – целыми днями насвистывает порой какую‑нибудь песню, а сам толком и не замечает. Но если он потом задумывался, а что он, собственно говоря, свистит, то всегда оказывалось, что текст тютелька в тютельку подходит к ситуации, в которой был Бреннер, хотя при этом он не думал ни о каком тексте. Фактически: «Foxi Lady», когда был влюблен в рыжую, или «Куплю себе лучше тирольскую шляпу, она мне ужасно идет», если парикмахер плохо постриг его, или, если хотите, страх перед импотенцией.
И хочешь верь, хочешь нет, однажды из‑за этого от него сбежала подружка. Да нет, не из‑за проблем с этим делом, а потому, что она не выдержала его вечного свиста. При том что он еще очень тихо насвистывал, воздух втягивал. Только она не рыжая была, а что‑то такое среднее.
А то, что в этот вечер совершенно бессознательно насвистывал Бреннер, тоже было очень показательно. |