– Я не официант, – отвечал Вернон.

– Не официант? Тогда катитесь. – Человек снова повернулся к своей стрекочущей братии.

– Я ваш водитель, – сообщил Вернон.

– Да? – Человек оглядел его с головы до ног. – И куда же я еду?

– В Рекуэну, – ответил Вернон. Поселение назвали так по фамилии большинства его жителей.

– Это завтра, – сказал человек.

Еще двое, в том числе и единственная в группе женщина, тоже умолкли и глядели на Вернона, прикидывая, какие развлечения или новости он может им предложить.

– Я пришел представиться и сообщить, что буду ночевать здесь, в гостинице, чтобы завтра выехать пораньше.

– Молодчина! – воскликнул остроносый. – Говорите, пришли представиться?

– Меня зовут Вернон.

– Ну, как жизнь, Вернон? Скоро ты узнаешь, что я – Скотти. А эта болтунья слева – Морган Ласситер, бабенка мирового класса и…

– Тебе уж таких точно не видать, – сказала ему Морган Ласситер, тихо и спокойно, как будто уже привыкла к ему подобным. Выговор у нее был безликий. Казалось, она училась английскому у компьютеров где‑нибудь на Марсе. Она деловито кивнула Вернону и добавила: – Рада познакомиться.

– Взаимно, мэм.

– Вся эта компания… – Скотти умолк и, грохнув стаканом о стол, заорал: – Ну, вы, щенки, молчать! К нам пришел Вернон. Вот он, наш водила Вернон. Ясным ранним утром он увезет нас из этой чертовой дыры в другую чертову дыру, а потом доставит обратно. Возвращение входит в число услуг, Вернон, я не ошибаюсь?

– Да, – сказал Вернон.

Скотти махнул рукой сперва налево, потом направо.

– Это Том, хороший американский фотограф. Он сгибается под тяжестью передовых достижений американской техники. Верно, Томми?

– Пошел ты в задницу, – ответил Томми.

– Прелестно, – сказал Скотти. – Это Найджел, певец мировой скорби. Не просто австралиец, а газетчик. Но теперь он в Эдинбурге, в ссылке. Забылся как‑то раз и написал правду.

– Разделяю мнение Томми, – отвечал Найджел.

– Своего у него никогда не было, – заметил Скотти. – Вот Колин, гордость Флит‑стрит, а это Ральф Уолдо Экштайн, который никому не говорит, почему его выгнали из «Уолл‑стрит джорнел» и…

– Разделяю мнение Томми.

– Ладно, ладно. Вот что, Вернон, мальчик мой. Вам, наверное, сказали, что нас шестеро.

– Совершенно верно.

– Но здесь, как вы без труда увидите, семь человек. Может, Морган родила? Забудьте об этом. Глупая мысль. Нет, просто даже в этой богом забытой дыре, на этом аванпосту империи, который, как правильно заметил Олдоз Хаксли, стоит на пути из никуда в никуда, журналисты умудряются выискивать друг дружку, чтобы вместе выпить и обменяться свеженькими враками. Вот этот господин с прекрасными усами – Хайрэм Фарли, редактор, к вашему сведению. Из самого знаменитого американского журнала под названием «Вздор». О, нет, прошу прощения, «Взор».

Фарли сидел, подавшись вперед, и без улыбки смотрел на Вернона. Он молчал и, казалось, изучал глаза водителя, выискивая в них что‑то. Вернон почувствовал, что спине становится холодно. Он знает. Но каким чудом? Нет. Надо взять себя в руки.

– Мистеру Фарли очень хотелось бы поехать завтра с нами, – продолжал Скотти. – Если можно. Он решил тряхнуть стариной и разнообразить свой отпуск. Вы уж скажите «да», пожалуйста.

– Да, – сказал Вернон.