– Ладно, ладно, – сказала Морган Ласситер и, открыв дверцу фургона, выбралась наружу.

Это решило дело. Присмиревшие мужчины последовали за женщиной, на ходу отводя ветки и вешая на плечи парусиновые сумки с аппаратурой.

– Сюда, – сказал Вернон. Ноги у него дрожали, колени были ватные, но он не подавал виду. Скоро все кончится. – Сюда.

«Зачем я это делаю? – думал Кэрби. – Самая глупая из всех совершенных мною глупостей. Глупее даже, чем покупка земли у Инносента.

Во‑первых, номер не пройдет. Во‑вторых, эта Валери Грин – первопричина всех моих недавних неурядиц, женщина, которую я терпеть не могу. Не пойму, почему я до сих пор не вытолкал ее из самолета!

В‑третьих, удастся мой план или не удастся, итог будет один: крушение всей аферы с храмом. Инносенту уже многое известно, Валери Грин с минуты на минуту тоже догадается обо всем, даже чиновники возьмутся за меня, как только утихнет шум.

В‑четвертых, это вообще не мое дело».

Валери, вязавшая узлы, сказала:

– Я очень вам признательна, мистер Гэлуэй. Честное ело во. Не знаю, как вас и благодарить.

– Пустяки, – ответил Кэрби.

Индейцы‑киче из Западной Гватемалы не говорят на языке кекчи, поэтому в деревне гуркских солдат приветствовали совсем на другом языке. Их встретили улыбками, кивками, жестами пригласили присесть на минуту‑другую и выпить воды.

Гурки озирались по сторонам и, казалось, не знали, что им делать. Они переговаривались на своем непонятном наречии, бессмысленно улыбались крестьянам и бродили вокруг трех хижин, разглядывая их. Один из них поднял поросенка над головой, и тот завизжал. Солдат с хохотом опустил его на землю.

Странные какие‑то гурки попались, и все жители деревни сразу это почувствовали. Они не были похожи на своих предшественников из первых двух групп. Не чувствовалось дружелюбия. Один из них даже вошел в хижину без приглашения, без спросу взял апельсин и вышел на улицу, жуя его.

Молодой парень из семейства Альпуке посмотрел на колею, которая вела к дороге, и сказал:

– Еще кто‑то пожаловал.

– Вы можете сделать еще один круг? – попросила Валери. Теперь она вязала петли на веревках.

Кэрби немножко злился. Он резко завалил «Синтию» на крыло.

– Сами же говорили, что надо торопиться.

– Я хочу удостовериться. – Валери смотрела вниз, на зеленые и бурые джунгли. – Да! Вот ручей, в котором я… Который я видела утром.

Кэрби развернул «Синтию».

– Понятно, – произнес он. – А отсюда – точно на север, так они говорили? В часе ходьбы?

– Да, – ответила Валери.

Лжегурки увидели, что крестьяне смотрят на проселок, и начали собирать свои автоматы «стерлинг». Жители деревни, уже почуявшие неладное, отпрянули и вытаращили глаза. Маленькая полянка притихла, если не считать визга поросенка, все еще протестовавшего против унижения, которому его подверг один из солдат.

Небо было высокое, ясное и синее. Густые кусты и громадные деревья опоясывали поляну, и солнечный свет, пробиваясь сквозь ветви, падал на хижины, на людей, на пальцы, лежащие на спусковых крючках.

Восьмилетняя девчушка из семейства Эспехо подняла поросенка и начала укачивать, будто младенца. Стук ее сердечка успокоил маленькую свинку, и та затихла.

В конце поляны появилась группа из восьми человек, потных, разгоряченных и ослепленных солнцем. Они медленно вступили в поселение и начали озираться по сторонам.

Вернон увидел гурков с автоматами, застонал и рухнул на колени, напрочь забыв о журналистах, которые изумленно смотрели на него.

– Нет, – произнес он, но было уже поздно.