– А напитки? – полюбопытствовал Райан. – Ты осторожнее.

Бывали случаи: после таких застолий очнешься где‑нибудь в незнакомом месте, без оружия, без коня, без денег, без памяти, с одной головной болью, и будешь потом гадать, куда и откуда ты шел.

– Это личный опыт? – съехидничал вагант.

Райан бегло усмехнулся.

– Предпочитаю наблюдать, как другие наступают за меня на грабли. Так что там все‑таки с напитками?

– Зверям подают молоко. Растительность тянется к чему‑то непонятному: золотистого цвета и пенится. Им нравится, судя по всему.

– Не вздумай пробовать, – на всякий случай еще раз предупредил его Райан. – Мало ли. Рога какие‑нибудь вырастут. Или просто в дерево превратят. Из самых лучших, естественно, побуждений. Эй! Что это?

– Эль, сэр! – доложил официант в пол‑аршина ростом, с необыкновенным искусством пробиравшийся по столу меж чаш, мисок и блюд, и волоча при этом на плече увесистый жбан. – Специально для вас, сэр!

Райан и Санди подставили чаши. Как бы различны они ни были, оба сходились на любви к хорошему пиву. Однако благоприобретенная недоверчивость оказалась в Райане сильнее природной склонности, а потому он со вздохом отставил кубок и, стараясь не глядеть в сторону блаженствующего спутника, «как последний теленок», потягивал из кружки молоко. Санди с улыбкой думал о том, что Райан, по‑видимому, тоже подвержен ностальгии по детству и подсознательно сохраняет доверие ко всему, что напоминает о нем: нет питья безопаснее молока и нет укрытия надежнее натянутого на голову одеяла. Сам он начинал замечать в обитателях Волшебной Страны нечто общее, некую навсегда оставшуюся детскость. Это казалось ему очаровательным и забавным и позволяло бросить на них всеобъемлющий взгляд свысока. И задуматься, насколько в нем самом проявлено это качество?

– Духи земли и неба! – пробормотал Райан, резким жестом ставя кружку на стол. – Вот влипли‑то!

– Что случилось?

Райан мотнул головой влево, туда, где за столом наблюдалось особенно интенсивное колебание листвы.

– Они произносят здравицы в честь молодых, а Царь их оценивает.

Очередь вот‑вот дойдет до нас, а я понятия не имею, что можно пожелать дереву на свадьбе. Пошлости всякие в голову лезут, а если Царь сочтет себя или свою дочь оскорбленными, нам отсюда не выбраться. И отказаться нельзя – невежливо.

Несколько секунд Санди напряженно соображал.

– Ладно, – наконец сказал он. – Ты молчи. Говорить буду я.

– Ты? – искренне изумился Райан. – Но что ты можешь сказать там, где даже я теряюсь?

– Доверься талисману, – посоветовал Санди. – И помолчи.

И вовремя.

– Люди! – пророкотал над залом могучий бас Лесного Царя, в момент превозмогший все застольные беседы. – Мы ждем ваших слов! Не стану лицемерить, все мы помним, что никто не нанес нам большего ущерба, никто не относился к нам столь потребительски и хищнически, как представители вашего рода. Однако сегодня – священный день мира, и горе тому, кто позабудет об этом. Никто никого не тронет и пальцем. Этот день открыт для новых союзов и недоступен старой вражде. Это мой жест доброй воли, обращенный к вам, но я жду от вас того же. Говорите, а мы оценим.

Санди поднялся, и тысячи любопытных глаз устремились на него.

– Разумеется, – начал он, – Ваше Величество правы, и мы с моим спутником благодарны вам за великодушие более, чем за гостеприимство. Насколько грешен человек, настолько лес свят и священен, и я не вижу ничего удивительного в том, что вы смотрите на нас настороженным и враждебным взглядом, как на силу, способную в своей неразумной мощи стереть с лица земли всю жизнь и ужаснуться самим себе.