Дважды в день сквозь железную заслонку двери ей просовывали ломоть ржаного хлеба и кружку вонючей воды – половину ее Сэсс тратила на умывание; от долгих лишений все тело чесалось. Хлеба явно не хватало – у нее был отличный аппетит здоровой молодой женщины, и ее постоянно грыз голод; но более всего ее мучила невозможность отвести душу в крепких выражениях по адресу тюремщиков, а от мысленных проклятий только у самой болела голова. Она потеряла счет дням и утратила надежду. Кругом царила мертвая беспросветная тишина.

– Ну, как отдыхалось? – спросил Райан у Чиа, несшей его на спине.

– Курорт! – блаженно вздохнула та. – Но, по правде говоря, под конец я уже ждала твоего зова с нетерпением. Мне надоели пасторальные прелести. Однако я не возражаю когда‑нибудь, после долгих трудов, повторить все снова. Во всем, знаешь ли, хороша мера…

– Мы уже дома, – оборвал Райан ее готовые морем разлиться рассуждения. И впрямь, накрытая гигантской тенью, перед ним лежала его страна. Резко поблекли травы, начиная от границы, тут и там из‑под земли из труб его заводов вырывались клубы грязного дыма, и над его владениями висело облако ядовитых испарений. Райан поднял Чиа повыше, и оба они с ликованием в сердцах узрели клубящиеся, как тучи, горы и вонзающуюся в небо колоссальную черную скалу, верхняя часть которой и была Замком Райана.

– В этом есть и величие, и красота, – признал он. – И могучая, несокрушимая сила. Чиа, твои слова сбылись. Мир принадлежит нам.

– С чего ты начнешь? – спросила она. – Три дня будешь есть и отсыпаться?

– Спать? Нет, зачем? Я не чувствую себя усталым. Я сожрал бы быка, это верно. Принял бы горячую ванну. Да, чуть не забыл. Я хотел бы повидать Королеву эльфов и решить, что делать с нею дальше.

Чиа обернулась и долго посмотрела на него.

– После стольких приключений ты все еще не выбросил ее из головы? Ты все еще жаждешь любви этой простушки?

Райан засмеялся.

– Любви? О нет, теперь я не нуждаюсь ни в любви, ни в дружбе, ни в одобрении. Я – стихия, Чиа. Мне хочется добиться ее покорности.

– Подумай о моем предложении, – напомнила Чиа. – О том, что я сделала тебе в тот день, когда столь незаслуженно пострадал твой красивый нос. Твое победное возвращение нужно как‑то отметить.

С тягучим медлительным звуком отворилась железная дверь. Сэсс обернулась – это было что‑то новенькое, доселе никто не входил к ней. На пороге стоял Райан, но в первое мгновение она его не узнала.

Он выглядел здоровым и сильным, но немного похудел, черты его лица обострились, стали суше и резче, его красота достигла предела, перевалив за который, она станет пугать. Когда‑то бледное лицо было тронуто загаром, но на щеках не лежало и тени румянца. Тяжелый меч в кованых ножнах висел на его поясе, и видно было, что тяжесть эта ему нипочем. Сэсс отодвинулась бы от него, если бы уже не ощущала лопатками ледяную стену за собой. У этого нового Райана больше не было слабостей, и, утратив их, он утратил свою человечность. Он стал равнодушен, неуязвим и внушал страх.

Райан молча смотрел на нее. Даже сейчас, доведенная до жуткого состояния, она радовала его эстетическое чувство. Здесь, в этой квадратной каморке, вознесенной на самый верх его Замка, с грудой сена вместо постели, ночами она должна была трястись от холода и врывающихся в оконце студеных ветров с гор, а днем задыхаться от плавящего пустынного жара. Как цепенели от мороза эти породистые изящные босые ножки с тонкими лодыжками, как жадно хватал сухой воздух этот побледневший теперь, но все равно резко выделяющийся на похудевшем лице полногубый рот.