На следующий день эти слова подтвердил Жора Михайлов: его мать, учительница физики, сама была на олимпиаде и видела, что стряслось с несчастной девочкой. Она не рассказала об этом сразу, поскольку не хотела пугать сына, но потом решила поставить его в известность: а вдруг это какая то заразная болезнь? Если так, то надо уделять повышенное внимание вопросам личной гигиены – регулярно мыть руки, не пользоваться чужими вилками, ложками и посудой (а в столовой это происходило то и дело) и не тянуть в рот всякую дрянь.
На большой перемене после третьего урока возле моей парты собрались Нилов, Ерёмин, Обухов и Михайлов. Мы стали обсуждать случай на олимпиаде, который уже перестал быть секретом: весть о нём облетела всю школу. Каждый старался привести убедительные доводы в пользу того, что это – единичный случай: мол, девчонка, наверное, утром съела какую то гадость, вот с ней беда и приключилась; или её бешеный зверь укусил – это, конечно, хуже, потому что можно заразиться, но ведь в ветеринарной службе есть всякие действенные препараты – специалисты ими всё обработают, и будет полный порядок.
Все наши рассуждения и логические заключения в одну секунду разрушил дикий крик, раздавшийся в коридоре. Мы переглянулись и, не сговариваясь, в одну секунду выскочили из класса.
Зрелище, представшее перед нами, было действительно страшным. Спиной к окну и лицом к нам как то странно, враскорячку – локти на подоконнике, ноги полусогнуты – стоял второклассник Яковлев. На лбу, щеках и шее его то вспухали, то опадали водянистые волдыри, будто ему под кожу ежесекундно впрыскивали какую то субстанцию (впоследствии я неоднократно видел подобное в фильмах ужасов). Из перекошенного рта текла мерзкая жидкость, глаза потеряли всякое сходство с органами зрения нормального человека и походили на два бездонных чёрных колодца. В нескольких метрах от Яковлева находились три девчонки из параллельного 1 «в»; одна из них, Марина Дмитриева, обладавшая мерзким визгливым голосом, как раз и орала дурниной.
А Яковлеву, по всему видать, было очень и очень плохо. Он корчился, гримасничал и выталкивал из себя вместе с мутной жижей блеяние и сипение. Ногти его с такой силой скребли по подоконнику, что оставляли глубокие борозды на покрашенной поверхности. Между тем посмотреть на мучения парнишки сбегались всё новые и новые зеваки. В конце концов они заслонили от нас Яковлева, но мы нашли способ посмотреть на происходящее: обогнули толпу сбоку и влезли на банкетку. Это позволило нам стать свидетелями самого захватывающего и запоминающегося эпизода: сначала на виске ученика вспух очередной шарик, но не исчез, как раньше, а лопнул, выплюнув тягучую буроватую жидкость, затем такой же нарыв возник и тотчас же прорвался на подбородке, а потом чудовищно вздулось всё горло, будто у самозабвенно квакающей лягушки. Послышался тонкий писк, за ним – такой звук, будто расползается ткань, и горло ученика разорвалось. Оттуда извергся водопад всякой гадости – даже удивительно, как это помещалось в тщедушном тельце пацанёнка, – и окатил наблюдателей с головы до ног (к счастью, на нас не попало ни капли – мы находились достаточно далеко).
Все моментально запаниковали и бросились бежать, толкаясь, налетая друг на друга, падая, поднимаясь и падая снова. Охваченные ужасом, они не видели того, что успели увидеть мы: тело Яковлева с разодранным горлом, с неестественно запрокинутой назад головой, с растопыренными руками сделало им вслед несколько шагов, затем на пару секунд застыло, внезапно выпрямилось, развернулось вокруг собственной оси и картинно рухнуло на пол.
Стук упавшего трупа вывел нас из оцепенения. Мы соскочили с лавки, забежали в класс и захлопнули за собой дверь; Нилов бросился к учительскому столу, схватил с него связку ключей, безошибочно выбрал нужный и быстро запер кабинет изнутри.
Мы перевели дух и осмотрелись. В классе кроме нас пятерых оказались ещё четыре человека: Бородин, мирно дремавший за своей партой, только сейчас продрал глаза и теперь непонимающе вертел головой по сторонам; Воронина, у которой после взрыва, устроенного Лыковым в сентябре, были серьёзные проблемы с нижней челюстью, предпочитала не выходить на переменах в коридор, чтобы её ненароком не уронили и не зашибли, потому то и сейчас сидела на своём месте; Анохина и Лаврова, отличавшиеся сообразительностью, успели заскочить в класс чуть раньше нас и теперь с опаской выглядывали из под парт. |