Изменить размер шрифта - +

– Давайте осмотрим его и выясним, в чем дело.

– Брысь, Месси! – повысила голос Сильвия, и черно‑рыжая кошка, дремавшая, свернувшись клубком, у ног Джеффи, недовольно озираясь на Алана, спрыгнула с кровати.

Алан сел рядом с мальчиком, перевернул его на спинку, затем подтянул кверху его пижамку и приспустил трусики, чтобы обследовать низ живота. Живот был мягким. Алан прощупал его в разных местах, особое внимание обратив на область нижнего правого квадрата в области аппендикса – там ощущалось небольшое напряжение стенки брюшины. К тому же Джеффи вздрогнул во сне, когда он нажал в этом месте. Вынув из своего саквояжа стетоскоп, Алан прослушал живот мальчика, отметив некоторую гиперактивность перистальтики, что указывало на раздражение кишечника. Затем он проверил легкие, сердце, гланды и также не обнаружил никаких отклонений.

– Как он ел вечером?

– По обыкновению – как поросенок.

Сильвия стояла совсем близко – за спиной. Убрав стетоскоп обратно в саквояж, Алан взглянул на нее:

– А что именно он ел?

– Свои любимые кушанья – гамбургер, макароны с сыром, сельдерей, молоко и мороженое.

Убедившись, что ничего серьезного у мальчика нет, Алан поправил на нем пижамку.

– Насколько я могу судить, тревожиться вам не о чем. Либо это начальная стадия гриппа, либо он все‑таки съел что‑то не то. Или съел как‑то не так. Если во время еды человек вместе с пищей заглатывает и воздух, то это может вызвать сильные боли в животе.

– А может быть, это аппендикс...

– Такую возможность не следует игнорировать, однако мне кажется, что это все‑таки не аппендицит. Ведь первый признак аппендицита – потеря аппетита.

– Да, уж на что, на что, а на аппетит мы пожаловаться не можем, – улыбнулась Сильвия и положила руку ему на плечо. – Спасибо, Алан.

Сквозь тонкую ткань куртки Алан почувствовал тепло ее руки. Это было чертовски приятное ощущение... Однако оставаться здесь, в полутьме, наедине с прекрасной Сильвией и чувствовать ее прикосновения... Все это могло завести слишком далеко. Алан понял, что ему пора уходить. Он встал, и рука Сильвии соскользнула с его плеча.

– Если ночью что‑нибудь случится, позвоните мне или привозите его утром в больницу. Я обследую его еще раз.

– В среду?

– Да, в четверг меня не будет в городе, а завтра у меня как раз имеется несколько свободных часов для приема. Но только приезжайте пораньше. Вечером я улетаю на юг.

– На отдых?

– Нет, в Вашингтон. Я собираюсь выступить на заседании подкомитета сенатора Мак‑Криди по поводу законопроекта о «Своде норм медицинского обслуживания».

– Звучит интригующе. Но лететь так далеко лишь для того, чтобы поговорить с политиками... Неужели это так важно для вас?

– У меня давно уже появилось желание высказаться публично на волнующие меня темы, просто до сих пор я не находил подходящей трибуны.

– Ну что ж, езжайте, выговоритесь...

– Не иронизируйте, Сильвия. Речь идет о смысле всей моей профессиональной практики и о моих представлениях о врачебной этике.

– Я ничего не слышала об этом законопроекте.

– Да почти никто о нем ничего и не слышал. Но клянусь вам – это совершенно идиотский законопроект, который, в случае его принятия, так или иначе коснется каждого живущего в нашей стране. Если он будет принят, мне ничего другого не останется, как только подать в отставку. Этот законопроект регламентирует деятельность врача подобно тому, как кулинарная книга регламентирует способы приготовления определенных блюд. Да я лучше буду смолить лодки, нежели лечить людей конвейерным способом!

– И что же вы – бросите вызов и вернетесь домой?

Алан был уязвлен подобным выпадом.

Быстрый переход