Изучив содержимое папок Булара, Батист Муше заключил, что безымянным банкиром был человек, который летом 1937 года начал сотрудничать с промышленниками нацистской Германии. Этого коммерсанта все называли Ирландцем, а подписывался он так:

Джонни Валенс О’Кафарелл

Чтобы продолжить расследование, Булар в 1939 году поехал на лето в Нью-Йорк. Он впервые решил воспользоваться новшеством, которое ввели три года назад: оплачиваемым отпуском. После двух недель в Нью-Йорке он знал больше, чем местная полиция. Компаньон-ирландец был опасен не меньше, чем сам Виктор.

Булару удалось даже раскопать одну темную историю. До того как О’Кафарелл приехал в Америку и сколотил себе состояние, он жил в Европе — об этом комиссару рассказал его бывший шофер. Узнав, что девушка из его родных мест разыскивает «Ирландца» и хочет разоблачить его, О’Кафарелл заплатил поденщику со своего ранчо в Нью-Мексико, чтобы тот взял себе его старое имя. Избавившись от девушки, он обвинил работника в убийстве, и суд приговорил беднягу к смертной казни.

Одним-единственным преступлением О’Кафарелл не только убрал с дороги ту, что слишком много знала, но и официально, при свидетелях, перечеркнул все свое прошлое. Он был фантастически изворотлив.

Булар хотел встретиться с судьей штата Нью-Йорк и доложить ему о результатах расследования, но в Европе началась война, и комиссар спешно возвратился в Париж.

Видя волнение Ванго, Кротиха прочла двадцать строчек донесения Муше и рассмотрела на почтовой открытке имя О’КАФАРЕЛЛ, написанное огромными металлическими буквами на крыше небоскреба с четырьмя флагштоками. Прищурившись, она перечитала письмо Муше.

— Я спал среди букв его имени, — простонал Ванго. — И не узнал их. Я спал среди букв его имени!

Кротихе очень хотелось как-то его утешить. Но она по-прежнему не понимала ни слова из того, что он говорил.

Ни единого слова.

— Я еду с тобой в Париж, — сказал Ванго.

Он глубоко вздохнул и попытался улыбнуться.

Его опять обуревали чувства, которые, казалось, давно умерли. Летевшая в вышине чайка кричала, словно звала их за собой. Ванго поднял голову. В последний раз он нарушит клятву навсегда оставить этот жестокий мир.

29

Перед бурей

На ней было длинное серое пальто до пят. Колокола собора Святого Павла и других церквей зазвонили в унисон с тревожным воем сирен. Над городом гудели самолеты, но звуки ее шагов отчетливо раздавались в темноте улицы. В этот рождественский вечер церкви быстро опустели: горожане спешили спрятаться в бомбоубежища. Теперь песнопения доносились из канализационных люков. Она подумала: если так пойдет и дальше, полчища крыс в лондонских подземельях неминуемо обратятся в христианство.

Этель уже давно бродила по городу и успела побывать в нескольких танцевальных клубах. А все потому, что не хотела возвращаться в отель. В семь вечера она проходила мимо окон своего номера и увидела в них свет. Шел дождь. Она стояла внизу и гадала, кому принадлежит тень за шторой. Наверняка это ее брат, который в очередной раз хочет прочитать ей нотацию: она должна вернуться в Эверленд, чтобы не погибнуть под бомбами.

Прошлой ночью Этель задержали во время воздушной тревоги. Она неторопливо шла в летнем платье по обледеневшей улице. Наверное, полиция сообщила Полу. Его авиабаза находилась в Кембридже, но в Лондоне у него было много друзей.

И вот теперь, увидев освещенные окна, Этель побежала прочь. Она не хотела выслушивать упреки Пола, Мэри и тем более незнакомых людей. Ночной портье в отеле озабоченно смотрел на часы, когда она возвращалась заполночь, а механик в автомастерской сетовал на плачевное состояние ее машины. Этель промчалась по дорогам Северной Англии на скорости сто пятьдесят километров в час.