Война подходила к концу, и появилась надежда, что теперь все будет иначе. Но они ошибались. Наоборот, с тех пор каждая их встреча означала, что миру по-прежнему угрожает опасность.
Эккенер сел напротив своего друга.
— Ты читаешь по-немецки, доктор Эскироль?
Тот опустил газету.
— Нет, я смотрел вот на это.
Он показал фотографию рейхсканцлера Гитлера с ребенком на руках. Эккенер даже не взглянул на нее. Он горячо пожал Эскиролю руку.
— Сколько лет прошло? — спросил Эккенер, выпуская облако сигарного дыма.
— Два года, не меньше.
— Где сейчас господин Пюппе?
— На Лазурном Берегу, работает над своим загаром.
Эккенер подозвал официанта. Они заказали горячий шоколад и молча посмотрели друг на друга сквозь дымовую завесу.
— Мне всегда становится страшно, когда ты просишь о встрече, — сказал Эккенер.
Эскироль улыбнулся.
— Есть новости о Зефиро? — спросил командир.
— Абсолютно никаких.
Эккенер всегда беспокоился о Зефиро.
— Тогда что?
— А ничего, — сказал Эскироль. — Париж в порядке. Пациенты тоже. Я лечу премьер-министра, и он передает тебе привет.
— Очень любезно с его стороны, — недоверчиво протянул Эккенер.
— Я просто хочу попросить тебя о маленькой услуге.
Командир Эккенер раздавил в пепельнице свою сигару. Каждый раз речь шла о какой-нибудь «маленькой» услуге. Им принесли шоколад. Взбитые сливки клубились над краями чашек.
— Я сейчас готовлю к поездке одного пациента, — сказал Эскироль.
Эккенер молча смотрел на друга.
— Его должен принять на лечение мой коллега за границей. В Америке. Этот пациент не переносит морских путешествий.
— Сочувствую.
— Это очень большой человек.
Эккенер не понимал, что это значит. Он как-то разбил нос одному «большому человеку», который вздумал тайком курить на «Графе Цеппелине».
— «Большой» в каком смысле? — спросил командир. — Не пролезает в дверь?
Эскироль попробовал шоколад и сказал:
— Мне бы хотелось, чтобы он полетел на твоем «Гинденбурге».
— Когда?
— Первым же рейсом в Нью-Йорк.
— Сейчас туда рейсов нет.
— А когда будут?
— Третьего мая. Вылет из Франкфурта.
— Тогда он подождет до третьего мая.
— Ты же говорил, что он серьезно болен.
— Его болезнь подождет.
Не спуская глаз с друга, Эскироль облизал палец, измазанный шоколадом.
— Я знаю, что у тебя появилась новая четырехместная каюта с окном, — сказал Эскироль. — Этого господина сопровождают двое, и он хочет, чтобы они были рядом.
— А он не хочет, чтобы я тоже был рядом — в его ванной комнате? В нижнем белье?
— Нет.
— Ну что ж, очень кстати. Меня даже не будет на борту.
— Как так? — воскликнул Эскироль.
Эккенер старательно намазал булочку маслом.
— Я как раз уеду в Австрию. Командовать дирижаблем будет Макс Прусс.
Доктор Эскироль уселся поглубже в кресло.
— Этот господин Вальп, которого я лечу, — сказал он, — мечтает пожать тебе руку.
— Прости?
— Он не поднимется на борт, пока не пожмет тебе руку.
— Ты шутишь?
— Нет.
— В таком случае надеюсь, он не заразен. |