— Где он? — снова спросил Зефиро.

— Он следит за вторым телохранителем в курительной комнате. Теперь, когда ты вылез из рояля, я могу отпустить старину Пюппе.

Эскироль пошел к двери.

— Принеси мне поесть, — попросил Зефиро.

Он растянулся на полу и закрыл глаза.

— Ты не хочешь лечь в постель?

— Я монах, Эскироль. Я сплю либо на полу, либо в рояле.

Увидев в дверях курительной Эскироля, Пюппе встал.

— Кажется, за мной пришли.

Он взял руку Этель и склонился так низко, что коснулся ее лбом.

— Спокойной ночи, мадемуазель.

Некоторые пассажиры смотрели на них осуждающе.

Пюппе был в восторге. Он знал, что прошлым летом великий немецкий боксер Макс Шмелинг, уложивший в двенадцатом раунде негра из Алабамы Джо Луиса, возвращался в Германию на этом же самом «Гинденбурге». Для нацистов его триумфальное возвращение стало символом превосходства арийской расы.

Пюппе, улыбаясь, слегка поклонился присутствующим и вышел.

Этель оставалась в курительной еще несколько минут и успела рассмотреть обоих норвежцев. Теперь они демонстративно повернулись к ней спиной. Она заметила, что они принесли напитки с собой: в их металлических фляжках могло быть только молоко, так брезгливо они морщились при каждом глотке.

Первый был здоровенный бородатый детина с бритой головой. Он все время молчал. Второй заметно нервничал и курил одну сигарету за другой, скручивая их на колене и набивая светлым табаком. Он что-то тихо говорил своему товарищу, и тот согласно кивал при каждой паузе.

Проходя мимо них к двери, Этель заметила, что на горлышках обеих фляжек выгравирован медведь с оскаленной пастью.

С утра поднялся северо-западный ветер. Капитан Прусс решил взять курс на Северную Атлантику. Таким образом, дирижабль шел против ветра. Предстоял очень сложный полет, но пассажиры об этом даже не подозревали. «Гинденбург» уже не раз показал свою надежность при любой погоде. Но капитану Пруссу не удалось скрыть озабоченность от экипажа. Он не засиживался за обедом и проводил много времени в своей рубке. Дирижабль опаздывал. Прусс знал, что среди пассажиров обратного рейса будет немало англичан, которые рассчитывают прибыть в Европу на следующей неделе, чтобы увидеть коронацию Георга VI. Опоздание было крайне нежелательным.

Расстроенный рояль только ухудшал ситуацию. Музыка могла бы немного снять напряжение. Несколько месяцев назад капитан Леман дал полуторачасовой концерт, во время которого все и думать забыли о бушевавшей грозе.

Вечером второго дня Эскироль постучал в дверь каюты Венсана Вальпа. Она находилась в конце коридора, который тянулся до самого киля дирижабля. Это была одна из немногих кают с окном наружу, а главное, только в ней хватало места для четырех коек.

— Кто там?

Вопрос был задан через дверь.

— Это я, — сказал Эскироль.

Дверь приоткрылась, и охранник спросил:

— Что вам нужно?

— Я хотел бы пригласить месье Вальпа выпить со мной в кают-компании.

Эскиролю было необходимо хоть на несколько минут выманить из каюты ее обитателей, чтобы изучить обстановку, перед тем как Зефиро приступит к операции.

— Нет, — буркнул Вальп, не подходя к двери. — Мне не хочется пить.

— Он не желает выходить, — пояснил охранник.

— У нас есть бутылка шампанского, которую командир Эккенер оставил специально для нас.

— Пейте без меня.

Дверь захлопнулась.

Эскироль вернулся к Зефиро, который ждал в каюте на диванчике вместе с Пюппе.

— Он не выйдет.