20 мая 1577 года по шесть делегатов с каждой стороны встретились в Гертруденберге. Вильгельма как главу делегации поддерживал находчивый и остроумный Сент-Альдегонд. Главным делегатом со стороны дона Хуана номинально был Арсхот, который за все время дебатов открыл рот только один раз, поскольку фактически эту роль взял на себя хитрый маленький адвокат Альберт Леонинус. Однако его бойкий ум не мог соперничать ни с уверенностью и отработанными навыками Вильгельма, ни с холодной иронией Сент-Альдегонда. День был выбран по просьбе Вильгельма, связанной с состоянием его здоровья. Он страдал трехдневной малярией и попросил Арсхота по возможности не назначать дебаты на те дни, когда его лихорадило. Арсхот не мог отказать, хотя с учетом присутствия на встрече Сент-Альдегонда очевидно, что даже с его температурой делегация Вильгельма наверняка переспорила бы своих оппонентов.

Он предоставил им решать сложную задачу открытия дебатов и, таким образом, вынудил открыть карты. Суть их аргументов сводилась к тому, что после взятия Гертруденберга они стали сомневаться в намерениях Вильгельма. Вильгельм, вместо того чтобы начать оправдываться, спросил, может ли он получить их точку зрения в письменном виде. Немного посовещавшись, его оппоненты отказали, несомненно испугавшись, что зайдут слишком далеко в своей откровенности. Следующим шагом Вильгельма было холодно, но вежливо заявить, что переговоры в устной форме всегда запоминаются и интерпретируются неверно. Доктор Леонинус неуверенно возразил, что для начала неформальная беседа обычно весьма полезна. Но Вильгельм не собирался соглашаться с этим трюизмом. Люди, которые нарушили письменные условия Гентского примирения, твердо заявил он, едва ли станут придерживаться того, что они просто сказали.

Леонинус попытался сделать отвлекающий маневр. Среди менее существенных условий Гентского примирения было одно, предполагавшее освобождение старшего сына Вильгельма из его длительного заключения в Испании. Процитировав этот параграф, он указал на то, что не все пункты договора могут быть выполнены немедленно, но некоторые могли бы. Вероятно, Леонинус надеялся, что мысль о своем сыне достаточно значима для Вильгельма, чтобы отвлечь его внимание от других пунктов договора. Возможно, он даже надеялся, что обещание привлечь внимание к этому конкретному пункту удержит Вильгельма от его настойчивости в отношении тех условий, которые дон Хуан заведомо не стал бы выполнять. Но это не помогло. Вильгельм слишком много раз терпел неудачу в попытке освободить своего сына и, возмущенный этой неуклюжей попыткой сыграть на его отцовских чувствах, противопоставив их долгу государственного мужа, оставил этот намек без комментариев. Он сказал, что Гентское примирение в целом должно быть передано на рассмотрение Генеральных штатов для незамедлительного принятия шагов по его реализации.

Снова меняя свою позицию по ходу дела, Леонинус намекнул, что Генеральные штаты невежественны и несговорчивы. Дай им свободу действий, и что будет? Достаточно посмотреть на Францию с ее гражданскими войнами, в которые они ввергли страну… Но ему не удалось спровоцировать Вильгельма на какие-либо высказывания против Генеральных штатов. Потерпев неудачу в этом, Леонинус снова изменил тактику.