5

Все лето над Нидерландами сгущались грозовые облака; их наполняли влагой страхи Маргариты и намеки конфедератов, и, когда рыцари Золотого руна были созваны в Брюссель, хлынул не просто ливень, а настоящий потоп. Когда эти ответственные люди покинули свои посты в провинциях, стало некому сдерживать народ, и, более того, мелкопоместные дворяне-конфедераты сразу же заняли временно оставленные без присмотра места, пробравшись на роли руководителей. Начиная с 19 августа 1566 года, дня, когда Вильгельм выехал из Антверпена, этот водопад обрушился на все Нидерланды – их север и юг, запад и восток – и лился пять длинных летних дней. В Гааге и Утрехте, в Амстердаме и Вере, в Ауденарде, Поперинге и Влансьене и на острове Валхерен местные жители штурмовали церкви, срывали драпировки, разбивали статуи, раскалывали стекла, взламывали раки с реликвиями и ковчежцы, выпивали святое вино. В Вианене шайка Бредероде, которая шла на свою работу под веселые звуки трубы и барабана-табора, методически оголяла все религиозные здания до камней. Кулембург в своей сельской усадьбе приказал изрубить церковные жертвенники топорами, велел слугам принести столы в несчастный алтарь, сел там обедать со своими друзьями и при взрывах смеха скормил облатки из дарохранительницы попугаю, сидевшему у него на запястье. В Утрехте, где сам Вильгельм был штатгальтером, толпа разграбила четыре церкви и два монастыря, выгнав монахов и монахинь на улицы и на милость толпы. В Делфте разъяренные женщины ворвались в монастырь и избили монахов, а в Амстердаме толпа взяла штурмом местный монастырь в присутствии протестовавшего бургомистра и членов городского совета, причем некоторые из советников пострадали в этой стычке. Напуганное антверпенское духовенство спрятало маленькую черную Богородицу в боковой часовне, но толпа подмастерьев нашла ее, сорвала железный занавес, схватила безобидную черную куклу, сорвала с нее украшения и изрубила ее топорами на куски. Новость об этом разнеслась по трущобам и причалам, и всю ночь толпы при огне факелов и зловещем свете костров грабили собор и крупные церкви Антверпена.

Тем временем возник пасквиль. Он пролетел по кварталам брюссельской бедноты как ветер и прилип в виде наклеенных листков к стенам и воротам домов. На листках было написано: «Проснись, Брабант! Ни один незаконнорожденный не имеет права занимать какую-либо должность в Брабанте. Может ли незаконнорожденная жена предателя быть вашей регентшей? Разве она не предала нашу страну? Прогоните эту шлюху!»

Маргарита ошибочно посчитала повсеместные бунты и эту атаку на нее саму совместной интригой аристократов и тех, кто был ниже по званию. Вера в это губила ее, ведь она еще могла довериться Вильгельму, Эгмонту или Хорну. Но теперь она не осмеливалась на это. Обезумев от отчаяния, она написала Филиппу, прося его прийти на помощь, потому что все знатнейшие люди Нидерландов «против Бога и короля». Ее письмо встретилось в пути с письмом к ней от Филиппа. Король тайно просил Маргариту нанять тринадцать тысяч солдат в Германии. Еще не получив известие о безумных выходках кальвинистов, он уже решил ввести свою политику силой оружия.

Но что бы ни знала (или думала, что знает) Маргарита, что бы ни приказал Филипп, непосредственная опасность сохранялась. Маргарита, уверенная, что Вильгельм и его сторонники намерены захватить ее в плен и заставить выполнять их волю, велела оседлать свою самую быструю лошадь и приготовилась ночью ускакать в Монс: этот город считался спокойным.