— Тот важный разговор?

— Да. Я и так уже давно его откладываю. Ты не против?

— Я не против, — ответил Джеймс.

Оуэн вернулся в Хаб и сел на своё рабочее место. Тошико, уходя, попрощалась.

Джек вышел из своего кабинета и спустился по бетонной лестнице к Оуэну.

— Что ты ему сказал? — спросил Джек.

Оуэн с мрачным видом обернулся.

— Я сказал ему правду.

— Всю?

— Я не говорил ему, что ты знаешь. И что ты уже сам начал что-то подозревать. Потому что тогда он подумал бы, что я всё разболтал, и больше никогда не стал бы мне доверять.

Джек сел на крутящийся стул Тошико и стал кататься туда-сюда, глядя на Оуэна.

— Он бы тебя простил, — сказал Джек. — Вскоре он бы понял, что ты не смог бы провести все эти тесты так, чтобы я не заметил, что ты работаешь сверхурочно.

Оуэн фыркнул.

— Ну же, Оуэн, ты всё равно должен был мне всё рассказать, — добавил Джек. — Это проблема с безопасностью.

— Нет, это было одолжение приятелю. Он был напуган. Я мог его успокоить. С ним всё в порядке. Он не болен, ему ничто не угрожает, и он никакой не чёртов инопланетный вторженец, способный изменять свой внешний вид.

Джек встал.

— Это проблема с безопасностью, как бы ты ни пытался это представить. Что-то происходит. Может быть, это просто стресс, может быть, какие-то психологические проблемы, о которых ты говоришь. А может быть, что-нибудь другое. Что-то, что мы не можем прочесть, или попробовать на вкус, или обнаружить во время сканирования.

— Мы говорим о Джеймсе, — сказал Оуэн.

— Так и есть.

— О нашем капитане Аналогии.

— Да. Именно поэтому я воспринимаю конец света всерьёз.

Оуэн принялся барабанить пальцами по краю стола.

— Просто скажи, — попросил он. — Просто скажи, если с ним что-то не так. Если с ним происходит что-то плохое. Тогда стоило ли нам позволять ему просто так уйти домой с Гвен?

— С Гвен всё будет хорошо.

— Мне казалось, ты говорил, что это проблема с безопасностью?

— Гвен — большая девочка, — сказал Джек. — Если что-то случится, она нам сообщит.

По вечерам в пятницу, с шести до половины девятого, всегда было много народу. Потом наступало затишье, а чуть позже открывались пабы.

Когда люди разошлись, Шизней попросила перерыв и сказала официанту Дилипу, что на пять минут сбегает наверх.

— Позови меня, если я понадоблюсь отцу, — сказала она. Её отец был занят на кухне — он раздавал по телефону указания и орал на водителей мопедов.

Она поднялась наверх с бутылкой лагера и запечатанными в фольгу контейнерами с салатом, рисом и пасандой из ягнёнка.

Её мать и тётушки сидели в гостиной и смотрели телевизор, громко беседуя. Они смеялись над ужимками ведущего викторины.

Она прокралась к комнате Камила и вошла внутрь.

Мистер Дайн лежал на кровати, там же, где она его оставила. Она поставила контейнеры с едой и бутылку и повернулась, чтобы посмотреть, можно ли его разбудить.

У окна, возле шкафа, стоял другой человек. Шизней не видела его, когда вошла в комнату. Он стоял так далеко в тени, что казалось, будто он сам состоит из теней.

Как только она взглянула на него, её охватил ужас, отвратительное, липкое ощущение страха и шока. Она вскрикнула и быстро попятилась, врезавшись в стойку с дисками Камила.

Человек из тени быстро шагнул в её сторону и протянул руку, словно хотел прикоснуться к ней или задушить.