Какао мы пили из грязных кружек, и в нём попадались кусочки вермишели, но я наслаждалась им не меньше, чем какао на фундучном молоке из калининградского «Круассана». Почти такой же божественной показалась «медена питка», но всё же не такой, потому что я успела набить желудок и голод притупился. Покончив с ужином, почувствовала, что теперь готова спать.

Вихра, раздевшись и выключив фонарь, забралась к нам в спальник. Легла с краешку возле Насти и призналась, что прежде не ночевала в пещерах. Настя и Гаммер промолвили, что для них тут вообще всё в новинку, а я спросила, считается ли спуск по библиотечному лифту спелеологией. Настя сквозь полусон заверила меня, что очень даже считается.

– Значит, я опытная.

– Опытная… – согласилась Настя.

Закрыв глаза, я почему-то вспомнила, что царь Соломон мечтал подарить царице Савской драгоценные камни и отправился на их поиски сюда, в Родопские горы. Ну, не сам, конечно, отправился. Поручил кому-нибудь. И зря. Ему бы понравилось в Родопах. Может, и в сундуке Смирнова нас ждали не золотые монеты, а местные сапфиры? Вот дед Кирчо на пенсии собирал под Маджаровом аметисты. Мастерил украшения и отвозил на продажу в старый город Созополя. Забросил мастерить после того, как погибла Стефка, бабушка Вихры. Потому что состарился. Раньше всё делал с женой, а без неё уже не захотел. Похоронив Стефку, почти не выходил из дома, и это было грустно.

Растревожившись, я открыла глаза и увидела, что лежу под низким сводчатым потолком, украшенным плотными рядами натёчных иголочек, только иголочки были не из кальция, а драгоценные. Они сияли всеми цветами радуги, и особенно выделялся красный. Приподнявшись на локтях, я поняла, что угодила в каменный пузырь с кристаллами – в настоящую жеоду вроде тех, что красуются в Музее Мирового океана. Самоцветные наросты покрывали и стены, и пол. Я лежала на них, как йог лежит на гвоздях. Хотела разбудить Настю, Гаммера и Вихру, чтобы показать им, как переменился Зал обманутых надежд. Оглядевшись, никого не нашла. И выхода наружу не заметила. Полость жеоды замкнулась. Ни доступного лаза, ни различимой трещинки. Я попыталась вспомнить, как же попала внутрь, и вдруг сообразила, что в действительности жеода – это сундук Смирнова. Меня положили сюда ждать охотников за сокровищами. Пока они не отопрут сундук, я буду томиться здесь и любоваться радужными переливами драгоценных камней.

Я вновь открыла глаза и на сей раз не увидела ничего. Зажатая между Настей и Гаммером, смотрела в пустоту неподвижного мрака. Кажется, меня разбудил переполненный мочевой пузырь, но выползать из спальника я не собиралась. Нет уж, спасибо. Не хватало ещё потеряться среди сталагмитов. Я предпочла уснуть. Мгновенно провалилась в сон, только спала недолго, и повторное пробуждение оказалось мучительным. Заболела голова, запульсировало измождённое тело, и я почувствовала, что скоро точно описаюсь. Это Гаммер мог терпеть хоть целые сутки. За день, проведённый в пещере, он лишь однажды отбежал в сторонку, а мы с Настей отбегали по три-четыре раза. И меня взяла такая обида, что захотелось ущипнуть Гаммера. Щипать я, разумеется, никого не стала.

Вдалеке едва различимо рокотал пройденный нами камин. Рядышком падали капли воды. Они гулко разбивались о пол и отбрасывали сложное эхо. Капля за каплей. Каждые десять-пятнадцать секунд. Я поняла, что слышу, как растут сталагнаты. Убаюканная ими, опять бы задремала, но боль в мочевом пузыре стала невыносимой, растеклась по животу, и я тихонько спросила:

– Кто-нибудь проснулся?

После моих слов все звуки, наполнявшие пещеру, пропали. Теперь я различала лишь собственное дыхание.

– Я сплю… – отозвалась Настя.

– Пойдём писать.

– Сплю!

– Я не говорю просыпаться. Просто отойдём и пописаем.

– И как ты это представляешь?

– А я, кажется, уже пописал, – промолвил Гаммер.