Уткнувшись в непреодолимую преграду или добравшись до соединения чернильных многоножек и не встретив там ни сундуков, ни выхода наружу, мы с горя побьёмся лбами о стенку. Ну, побиться лбом намеревался Гаммер. Я бы вполне обошлась истошным воплем. Повопив и рассадив головы, мы вернёмся в лагерь и разделимся. Вихра заберёт спички и отправится за помощью. Мы с Гаммером и Настей будем два дня ждать её в лагере. Если за это время никто не появится, значит, с Вихрой случилась беда, а Страхил не разобрался с потайной дверью. Тогда мы сами выдвинемся к штольне. Вихра повторила, что шансов пройти пещеру без света крайне мало. Посоветовала до последнего сидеть в зале.

– До последнего вздоха? – уточнила Настя. – Ну нет, спасибо. Лучше помереть в пути, чем сидя на попе.

– Никто не помрёт!

Вихра ещё попробовала отговорить нас от попытки спастись самостоятельно, затем умолкла. Наверное, решила, что успеет привести помощь прежде, чем мы сделаем какую-нибудь глупость. Двух суток ей хватит. Проблема в том, что без часов мы не понимали, как именно отсчитывать эти сутки и как не сорваться раньше. Гаммер вызвался отыскать колонию летучих мышей и ориентироваться по ним, ведь на ночь они улетали охотиться, а к рассвету возвращались, но Вихра усомнилась в надёжности таких часов, и я предложила назначить мерилом времени нашу собственную выносливость.

– Вряд ли мы продержимся без сна больше суток, так? – спросила я.

– Ну… – засомневался Гаммер. – Я продержусь.

– Значит, таймером назначим меня. Я точно не продержусь. Если о-очень постараюсь, часов тридцать смогу не спать. Потом просто отключусь. И проваляюсь часов… двенадцать. Если заранее схожу в туалет, да… Вот. Уже сорок два часа. После моего пробуждения останется посидеть парочку часов, и, считай, около двух суток прошло.

– Хорошо, – сдалась Вихра. – И я отсыплю вам десять спичек. Для самых трудных развилок.

Покончив с разговорами, мы выдвинулись в путь. Ну, для начала ещё повозились. Экономили спички и на ощупь доставали вещи из общего свала. Хватали чужие комбинезоны, обменивались ими, мучились с касками. Затем набили мой рюкзачок пустыми бутылками из-под воды. Вихра накинула его себе на плечи, а прочие рюкзаки со всеми верёвками и беседками сгрудила по центру галечного пятачка. Обмотала пакетами верхушки ближайших сталагмитов, чтобы отметить лагерь. В последний момент всё-таки взяла одну верёвку на случай, если придётся выверять глубину какого-нибудь колодца, и вот после этого мы действительно выдвинулись в путь.

Шли вразнобой и шумно – не шагали по гальке, а буквально пропахивали её сапогами. Бились о натёчные препятствия, пробовали по голосу Вихры определить направление и путались. То и дело падали на ровном месте. Я решила, что сказывается усталость, но вскоре поняла, что в темноте сложнее удерживать равновесие. Меня заносило вбок, я оступалась без видимой – точнее, невидимой! – причины и в итоге шла сгорбившись, согнув ноги в коленях. Лучами локатора выставляла руки, оттопыривала пальцы и жалела, что не могу раздобыть трость вроде той, с которой ходят незрячие люди.

Удивительно, но в полнейшей темноте я почему-то шла с открытыми глазами. Более того, старалась открыть их пошире, словно надеялась различить силуэты сталагмитового леса. Разумеется, ничего не различала и лишь ловила выплывающие из мрака мутновато-жёлтые круги. От этих кругов и отдельных радужных вспышек кружилась голова, и я умоляла себя не таращить глаза с такой натугой.

Эхо наших голосов играло с нами в салки, обманом уводило в сторону, и мы, покинув лагерь, быстро разбрелись – только что толкались, а теперь не могли нащупать друг друга и запаниковали. Наконец чиркнула спичка.