На окнах мансарды висели жалюзи, мебель привычно томилась под чехлами, однако на полу лежал пёстрый шерстяной ковёр, на стене красовались фотографии в рамочках, и мансарда показалась мне до того уютной, что меня мгновенно одолела зевота. Я поняла, что должна хоть часик вздремнуть перед приездом Йозаса, иначе в разговоре с ним не свяжу и двух слов. Вот он начнёт говорить про лабиринт мертвеца, расписывать, какие мы молодцы, какую награду заслужили, распечатывать конверт с завещанием Смирнова, а я свалюсь на пол и захраплю. Ну или усну с открытыми глазами и самое важное пропущу. И мне бы сразу лечь, но я ещё заставила себя пройтись по мансарде.

Бросила рассеянный взгляд на вывешенные тут чёрно-белые фотографии. Добрела до глухой задней стены, где под чехлами прятались большой письменный стол и миниатюрный секретер, затем прошлась до передней стены с окнами, выводившими во двор, и вспомнила, что третий этаж чуть выступает вперёд и опирается на изогнутые подкосы. Из последних сил стянула безликое покрывало и увидела, что под окна на всю ширину стены вписана глубокая скамья, заваленная разноцветными подушками. И мгновение назад я бы сказала, что потолок мансарды, затейливо украшенный дранкой, не сочетается со строгими белёными стенами и зелёными жалюзи, а они в свою очередь не сочетаются с напольным шерстяным ковром, но, посмотрев на подушки, неожиданно уловила сложную гармонию всей обстановки в целом. Почувствовала, как её на первый взгляд разрозненные элементы сплетаются и смягчают друг друга. Захотелось сорвать мебельные чехлы, нарушавшие эту гармонию, но я едва держалась на ногах. Опустилась на ковёр под скамьёй, и на меня опрокинулись тени забвения.

Я не видела снов. Не слышала собственных мыслей. И вроде бы только закрыла глаза, но в мансарду вбежал Гаммер, и тени моментально отступили.

– Вот ты где! – воскликнул он.

Спросонья я решила, что всё проспала. От обиды сжала кулаки. Вскочила на ноги, готовая прыгнуть в скальный камин или скользнуть в обводнённый шкуродёр. Не усомнившись, бросилась бы навстречу любым приключениям, но Гаммер сказал, что нужно лишь спуститься в парадный зал и там встретить Йозаса. Я расстроилась, и меня чуточку повело. Не надо было так резко вставать… Опустившись на скамью, я услышала, как гулко колотится сердце. Обернувшись, отметила, что за жалюзи по-прежнему темнеет ночь. Значит, спала я недолго.

Гаммер умчался обратно. Мне бы поторопиться следом, но для начала я попробовала прийти в себя. Тихонько поднялась, размяла ноги. Знала, что разговор предстоит важный. Судорожно вспоминала припасённые вопросы, и недавно вопросов было много, а сейчас не удавалось толком сформулировать даже один. Обхватив голову руками, я прогулялась вдоль стены. Краем глаза выхватила несколько чёрно-белых фотографий, и они полностью завладели моим вниманием.

Раньше я не замечала, что снимки посвящены Гнезду стервятника и по большей части рассказывают историю его запустения. Ближе к углу мансарды попались и цветные снимки, запечатлевшие долгую реставрацию Гнезда, но меня заинтересовали лишь чёрно-белые, сделанные в середине прошлого века. Я задержалась перед ними. Массировала виски, тёрла глаза, разве что не лупила себя по щекам, но окончательно взбодриться не могла и не осмеливалась поверить собственной догадке.

В мансарду прискакала Настя. В длинном банном халате, из-под пол которого выглядывали мыски белоснежных банных тапочек, она на ходу отжимала резинку и перехватывала влажные волосы. Спросила, чего я копаюсь, и тут же рассказала, как, расставшись с мной и Гаммером, ушла мыться. Залезла в горяченную ванну, уснула и проспала бы до утра, но вода остыла, и Настя проснулась от холода. Помывшись, перебралась из подвала в парадный зал и на лестнице столкнулась со взбудораженным Гаммером. Он спросил, куда мы пропали и почему не слышали, как к дому подъехала машина. Отправил Настю встретить Йозаса, а сам помчался искать меня. Вроде бы нашёл, но я почему-то застряла, и вот Настя заскочила проверить, жива я или потихоньку отдаю концы.