Я мысленно унеслась обратно в колодец с винтовой лестницей, спустилась к турникету, добрела до озера Харона, и мне стало не по себе от осознания, что удобства городского особняка здесь соседствуют с первозданной дикостью. Я не забыла, что металлическая дверь в колодец теперь закрыта, но мне захотелось дополнительно подпереть её хоть диванчиком, хоть столом, чтобы уж наверняка оградить себя от обитавших за ней страхов. Возвращаться к металлической двери я, конечно, не собиралась. Поторопилась за Настей, Гаммером и Вихрой. Вчетвером мы поднялись по каменным ступенькам, прошли коротенький коридор и, когда высоко над нами зажглась хрустальная люстра, обнаружили, что лестница вывела в парадный зал. Мы ещё сделали несколько шагов и, оробев, остановились. Ожидали, что попадём в очередной лабиринт, а тут действительно почувствовали себя внутри особняка.

Потолок вздымался на высоту двух этажей и казался ячеистым, потому что его покрывали квадратные декоративные дранки и каждая дранка была заключена в деревянную раму. Цепь, удерживавшая люстру, уходила в больший ромб с резным лучистым солнцем. И потолок был искусный, а боковые стены поднимались незатейливые, лишь выкрашенные в белый и расчерченные вертикальными полосами лилового багета. Между багетом напрашивались какие-нибудь холсты, гобелены или хотя бы настенные часы, однако ничего подобного я не заметила, как не заметила и других излишеств, отчего парадный зал, несмотря на общее великолепие, казался оформленным сдержанно. Немногочисленная мебель, спрятанная под белые чехлы, усиливала это впечатление.

Узенькие внутренние галереи условно делили переднюю и заднюю стены на два независимых этажа. Над галереями и под ними располагались окна, закрытые зелёными жалюзи, а в передней стене я увидела и стеклянные парадные двери с деревянным переплётом. За дверями привычно таилась темнота.

Настя, Вихра и Гаммер разбрелись по залу, а я не могла пошевелиться. Мне рисовалась громадная тектоническая полость с бугристым куполообразным потолком, под которым Смирнов выстроил пещерный дом, навсегда лишив себя и своих гостей солнечного света. Я представила, как открываю двери и вижу укреплённую сваями дворовую площадку. На ней зеленеют пластиковые кусты и деревья. Неподалёку бежит подземная река, шумят подземные водопады, а к пещерным галереям ведут угрюмые базальтовые мосты с перилами, вырезанными в виде сплетённых пентаграмм. И в моей фантазии реки стали лавовыми, на стенах доисторической полости обозначились фракийские ниши со зловещими древнеегипетскими статуями, охраняющими проход в загробный мир, и я услышала демонический лязг цепей, уловила дурманящий аромат благовоний, и не знаю, в какие дебри завела бы меня собственная фантазия, но тут Гаммер приблизился к парадным дверям и призывно замахал руками.

– Сюда! – оживившись, позвал он. – Ну же!

Мы с Вихрой и Настей нагнали его, и я шла с опаской, а потом выглянула в застеклённые квадратики дверного переплёта – и всякий трепет пропал.

– А я нечто такое подозревал, – улыбнулся Гаммер.

– Молодец, – усмехнулась Настя.

Вихра прошептала что-то по-болгарски, выразив не то удивление, не то ужас. Вот только ужасаться было нечему. Через тоненькие стёклышки хорошо просматривалось, что двери выводят на парадное крыльцо. Невысокие ступеньки отделяли его от простиравшихся дальше каменных плит двора. Свет люстры, просачиваясь наружу, выхватывал из темноты редкие оазисы плодовых кустов и серую глыбу фонтана. Я узнала морское божество, поднявшее морскую ракушку и приготовившееся выдувать из неё струи воды. Точнее, божества я не узнала – Посейдон какой-нибудь или Тритон, – но без сомнений определила, где видела его в прошлый раз.