Спирс ухмыльнулся своей собственной «гормональной буре». Такого с ним обычно никогда не происходило в обыденной жизни, ибо генерал старался сублимировать свои сексуальные порывы в более важные вещи. Но в этом отсеке его дружок бунтовал снова и снова. И дело не в том, что Спирс считал секс делом малоприятным, нет. Просто на это развлечение обычно уходит слишком много времени и энергии. Разумеется, когда он был моложе и полагал, что будет жить вечно, его снедали желания трахать все, в чем только можно найти отверстие и биение жизни.
Последнее было даже не очень обязательным условием. Слава Богу, самое первое его упражнение в этой области оказалось просто великолепным уроком.
Генерал рассмеялся своим воспоминаниям. Ах, капрал артиллерии Брендивайн! Что же с ней ныне стало?
* * *
Кадету Колониального Десанта Спирсу в свои пятнадцать, несмотря уже на три воинские татуировки, до первых офицерских звездочек оставалось еще два года. Артиллерист же Брендивайн, женщина почти вдвое старше, с маленькими руками, упругая, словно футбольный мяч, и остроглазая настолько, что убивала корабельную крысу с двадцати шагов наповал, оказалась его инструктором. Она носила коротко остриженные по моде волосы, обладала ловкой подтянутой фигурой, прекрасно развитой грудной клеткой при почти полном отсутствии бюста, и таким задом... За возможность коснуться его Спирс готов был тогда умереть. Словом, не баба, а настоящая боевая машина, сильная и одновременно смертельно женственная. Бедный кадет видел ее пару раз в душевой и каждый раз старательно поворачивался к ней спиной, чтобы инструкторша не заметила неизменной реакции в ее честь со стороны его предательской плоти. К несчастью, салютующий член торчал слишком вертикально и мучительно долго.
Спирсу и в голову не могло прийти, что инструкторша все прекрасно видит. Как‑то в полдень после занятий в гимнастическом зале с автобоксером он обнаружил, что в душе кроме них двоих никого нет. Как водится, его дружок немедля взлетел вверх, и Спирс, нарочно склонившись пониже, завозился с контролем температуры воды, словно там что‑то заело.
Инструкторша выключила душ и, кажется, собралась уходить. Слава тебе, Господи.
Но звуки ее шагов по мокрому пластику почему‑то направились совсем не к выходу. Краем глаза Спирс видел, как она подошла к занятой им кабине и неожиданно хлопнула его по плечу:
– Выходи, кадет. Надо же когда‑нибудь наконец научиться пользоваться этой штукой.
Спирс, считавший себя уже десантником, напрягся, похолодел и залился алой краской.
– Простите?
– Ты хочешь воткнуть вот это в меня уже которую неделю, детка. В моем же домике она выстрелит в пять минут. – Брендивайн спокойно развернулась и зашлепала голыми пятками по полу. Спирс смотрел, как играют мускулы на ее ягодицах, и боялся перевести дыхание.
Но все было великолепно. Инструкторша оказалась асом и в этом деле. Особенно, надо полагать, с такими новичками, как он. Она вела себя очень терпеливо.
Первый раунд длился не более трех секунд, кадет мигом разрядил свое оружие. Первые пять фрикций – незабываемое впечатление. Однако Спирс прекрасно понимал, что его партнерша от такого вторжения никакого наслаждения не получила. Он принялся извиняться.
– О, простите, ради Бога, я...
– Брось, кадет. Я прекрасно знаю вас, молодых петушков. К тому же ты еще достаточно полон. Так что лучше иди сюда и подари мне все то, чего хочешь.
Следующие три часа показались тогда Спирсу каким‑то волшебным сном. И сколько бы потом у него не было женщин, ни с одной из них он и близко не испытал того, что подарила ему артиллерист Брендивайн в тот полдень. Удивительные вещи творила она.
Но самым удивительным казалось ее терпение. Он был тогда молодой и горячий, всегда бегущий, всегда спешащий, словно жизнь – гонка, которую надо во что бы то ни стало выиграть. |