— "Сеньор" подходит больше, — ответил я, поддавшись очередному порыву, и аккуратно опустился на указанное мне ложе. Фаннинович кротко последовал рекомендации губернатора, хотя откровенно сожалел, что лишился возможности вблизи наблюдать за сгибанием суставов моего экзоскелета.

— Благодарю вас, — сказал я губернатору, причем искренне. Двадцать минут стояния на титановых подошвах меня заметно утомили. Я проглотил все три мои пилюльки и чуть было не закрыл глаза, как вдруг заметил, что губернатор слегка нахмурился, вопросительно глядя на меня. Он перевел взгляд на Эльмо, потом опять посмотрел на меня, нахмурившись чуть больше. Я поколебался, но ответил легкой улыбкой и кивком.

— Мистер Эрп, — сказал губернатор, — садитесь тоже. Вон туда. — И указал на ложе чуть в стороне от нашего круга. Эльмо поторопился принять приглашение, пристыженно послав мне благодарную улыбку.

Тем временем дворовые уже поставили на столик справа от меня стаканчик янтарной жидкости, позвякивающей ледяными кубиками, а на глубокий золотистый поднос на левом столике положили длинную тонкую сигарету, уже раскуренную с помощью хитроумного ручного приспособления. Но прежде, чем взять стаканчик или сигарету, я вновь оценивающим взглядом смерил окружающих меня техасцев. Мексиканцами можно было заняться и попозже, к тому же выглядели они все одинаковыми, как однояйцовые близнецы-киборги, если не физически, так психически.

Техасцы, казалось, разделялись на две группы. Губернатор Ламар и мэр Берлсон меня умасливали. Шериф Чейз и вольный стрелок Хант, хотя они, когда губернатор представлял их мне, коротко кивнули и еще короче улыбнулись, настроены были недружелюбно. Почему — в обоих случаях — еще оставалось установить.

Но хотя бы роль Эльмо была мне теперь совершенно ясна: своего рода мелкий политический прихлебатель, который ради мелких милостей, пусть даже еды, питья и возможности побыть в обществе власть имущих, ищет способы угодить этим последним — например, привозит к ним попавшего не туда космовика, как мог бы привезти странствующего полоумного миллионера или хорошенькую певичку. Да, в Эльмо я разобрался, и мой вывод подтвердился, когда он быстро ухватил и стаканчик, и сигарету, да еще послал слугу за большим блюдом с закусками. К возникшему у меня дружескому чувству к нему примешалось снисходительное презрение.

И, наконец, профессор: сама техническая любознательность, что делало его наиболее легкой жертвой словесной атаки, к которой я намеревался приступить, чтобы по-настоящему их всех очаровать — по необходимости первый тактический прием любого путешественника в чужой стране.

— Сэр, — сказал я ему, — вопреки тому, что ваша фамилия имеет польское звучание, вы, простите мою прямолинейность, очевидно по происхождению немец! наследник тевтонского технического гения.

— Вот именно! — Он так энергично закивал, что я не сомневался: уж теперь-то он монокль выронит. — Только в Техасе, сэр, и на примыкающем к нему Юго-Западе мог баварец обрести духовную родину вдали от родины. Мой пра-пра-прадед прибыл сюда с первыми "фау-два".

— Во время Атомной войны? — спросил я учтиво.

— Нет. Во время второй мировой войны, а не третьей, — объяснил он. — И "фау-два" не имели ядерных боеголовок (мой предок горько об этом сожалел!), хотя были первыми истинными космическими кораблями.

— Скажите, джентльмены, — обратился я ко всем сразу, — каким образом Техас спасся от атомизации, которой, насколько я понимаю, подверглась вся остальная Северная Америка?

— Благодаря сверхпредвидению Линдона Первого и его ближайших преемников! — Просветить меня взялся мэр Берлсон.