— Фальшивое сердце, а не только фальшивая плоть. Довольно возжаться с этой смертной образиной, — полу продекламировал, полупрошипел буддист Гучу, а отец Франциск произнес с упреком:

— Хотя я и терплю во имя восстания, дети мои, но я все время предостерегал вас против иноземцев. И вот вы видите в этом исчадии первого круга Ада, в этом двусмысленном существе с низших звезд…

Меня рассердили их намеки на мою слабость, а особенно — на слабость моего полового аппарата, но я сдержал свой гнев и снова пророкотал, как отдаленный гром:

— Джентльмены! Джентльмены!

Просто поразительно, как голос, подобный надвигающейся грозе, завладевает вниманием присутствующих и прекращает их споры. Запомнив это важное для сцены открытие, я продолжал:

— Ваш план использовать меня как символ революции, хотя и очень романтичен и очень лестен для меня, к сожалению, абсолютно неосуществим. — Тут я коротко сообщил им, как разогнал отряд дворовых в обители Остина, заключив свой рассказ словами: — Таким образом, ваши крестьяне и пролетарии-киборги не только не стекутся ко мне, но наоборот, побегут от меня в ужасе.

Эль Торо, слушавший меня с живейшим интересом, сказал:

— А-а, товарищ! Теперь я вижу, что ты, возможно, и не трус, но глубокий невежда в области психологии. Всякого вождя, уж тем более наделенного сверхъестественными свойствами, обязательно должны бояться, а не только любить. Страх и приверженность — это две стороны одной монеты. Можешь положиться на нас: мы представим тебя таким, что отталкивать ты будешь чуточку меньше, чем притягивать.

— Истинно так, сын мой, — кивнул отец Франциск. — Даже Бог-Отец правит в первую очередь благодаря животворному страху, который внушает своим созданиям.

Гучу ничего не сказал — то есть членораздельно. Он только пучил глаза, ворчал и бормотал, и ритмично покачивался на стуле. Роза прощебетала:

— И ведь, amado, ты хочешь попасть в Амарильо-Кучильо. Так мы доставим тебя туда в заключение давно задуманной поездки на север для пробуждения и сплочения революционных сил. Неужели ты не можешь послужить революции один-единственный месяц?

Эта наживка показалась мне заманчивой, хотя месяц вдвое превышал тот максимальный срок пребывания на Терре, который врачи считали допустимым (впрочем, врачи всегда в таких случаях перестраховываются). Но тут я сообразил, что месяц Розы означает два реальных месяца, если не все четыре, да и то при условии, что это не просто приманка.

— Джентльмены (и, конечно, дражайшая, заботливая Роза), я все-таки вынужден отказаться по нескольким непреодолимым причинам. Во-первых…

— Ха! — перебил Эль Торо. — Слабак до мозга костей, как я сразу увидел. Ни мышц, ни cojones.

Отец Франциск смотрел сквозь меня, презрительно покачивая головой.

Роза выдернула ножку из-под моей ладони, топнула каблуком совсем рядом с моими пальцами и плюнула в меня.

— Cobarde! Трус! Ему так доверяли, а он и не мужчина даже! Aii, aii! Как обманута эта бедная девушка, эта muchacha muy miserable!

— ХВАТИТ!!! — С леденящим кровь воплем Гучу вскочил со стула, пригнулся, сцапал красную канистру и принялся поливать ее весьма пахучим содержимым свою курчавую голову, прыгая и завывая: — Не могу больше! Сейчас подожгусь! Не смотреть же, как вы все пресмыкаетесь перед этим никчемным, грязным, трусливым чучелом без жил и мужества! Нет уж, поджигаюсь! — И он выхватил из складок своего одеяния что-то вроде приборчика, как мне показалось, для высекания искр или выбрасывания язычка пламени.