— Дорогие ангелы, — прерываю я их плодотворную дискуссию. — Дальше сидеть здесь бесполезно. В лучшем случае, встреча опять отложена, а в худшем — отменена. Вы как хотите, а я иду на разведку. Может быть, Вася Мунтяну уже чего-нибудь знает.

«Сумку с арбалетом лучше оставь здесь, — советует мне Рафаил. — А вот «Элан» забери с собой, машинка еще пригодится».

«Сумка, наоборот, пусть лучше будет у тебя все время под рукой, — советует мне Мисаил. — «Элан» как раз можешь оставить здесь, ты с ним чересчур приметный».

«А если обыск?» — не уступает Рафаил.

«А если придется убегать? — в тон ему отзывается Мисаил. — Все, спор я считаю оконченным, общее мнение выработано. На правах главного говорю тебе, Ионе: поступай, как хочешь».

Я снова, уже второй раз за день, разряжаю оружие. Опять маскирую его и складываю обратно на дно сумки. В руках у меня остаются две арбалетные стрелы. Обе сейчас отправятся в свой чехольчик, склеенный из старых газет, но пока… Я медлю. Я все еще не решил, как поступлю с ними. Мишень для одной из стрел мне понятна с самого начала, а вот вторая… Не знаю. Не знаю. Возможно, вторая стрела не понадобится. Но, боюсь, придется использовать и ее. Я все еще до конца не уверен, что пятно на кремлевском паркете действительно было оставлено пролитым вином.

— Мне жаль, господин Кораблев, — шепчу я. — Мне очень жаль.

Часть третья ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

17.15–18.20. Водные процедуры

Когда в начале 30-х разнесли по кирпичику Храм Христа Спасителя, от него не осталось почти ничего — ну разве что дюжина камней, десятка два выцветших фотографий и сотня метров поцарапанной кинопленки. Восстанавливать было не из чего, пришлось строить заново. Лично мне новый храм, возведенный на том месте, снаружи более всего напоминает свеженькую театральную декорацию, макет в натуральную величину: так и чудится, что, зайдя внутрь, вместо алтаря и фресок обнаружишь голый проволочный каркас, гипсовую крошку и двух рабочих сцены, устроивших себе перекур.

Когда в 90-е годы московскую землю освобождали от бассейна «Москва», поступили умнее. Как рассказывают очевидцы, сам бассейн и пейзаж вокруг были сначала зафиксированы на видео во всех деталях, и лишь затем рабочие приступили к демонтажу — очень заботливому, без вандализма. Черный кафель снимали с фундамента плитка за плиткой, и чтобы ни одна, упаси Боже, не треснула. Деревянный настил не менее тщательно разбирали по доскам. Гроздья прожекторов со столбов свинчивали бережно, стараясь не побить ни ламп, ни зеркальных стекол. Столбы эти, кстати, выкручивали с не меньшими предосторожностями. Даже металлические белые ограды на внутреннем и внешнем кольцах парапета — и те убирали из бетонных гнезд вручную, без помощи бульдозеров. Потом все упаковали и вывезли на армейских КамАЗах.

Большинство нынешних москвичей и понятия не имеют, куда подевались остатки «Москвы». А вот я точно знаю куда…

— Градусов двадцать пять? — спросил я, потрогав голубую водную гладь большим пальцем ноги. Из одежды на мне остались только плавки с президентским вензелем и резиновая шапочка от Юдашкина.

— Двадцать восемь, Денис Анатольевич, — уточнил здешний Вова.

Снизу он был в розовых пластиковых сабо и плавках цвета российского триколора. Сверху — в строгом галстуке и белой рубашке с модными запонками-стразами. Зажим для галстука был тоже навороченным, в мелких блестящих камешках, а рубашка заправлена в плавки. В любой другой точке столицы человека, одетого таким образом, немедленно уволокли бы в психушку, но здесь это было, очевидно, частью протокола: нижняя половина Вовы напоминала, что мы все-таки находимся в плавательном бассейне, а верхняя его половина — что мы по-прежнему на территории Кремля.