Вместо нее бесшумно возник прямоугольный дверной проем, из которого высунулась оранжевая рука с каким-то старинным на вид орудием — вроде арбалета, но только с двумя стрелами. И обе были нацелены прямехонько в шею румынского президента.
— А… — ошалело сказал румыну я и сумел лишь мотнуть головой: ни для слов, ни для иных движений времени не оставалось.
Но президент Румынии, представьте, понял меня с одного звука. Он вскочил… вернее, он почти взмыл с места, на лету оборачиваясь к нападавшему, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
По комнате словно пробежал внезапный порыв ветра.
От человека за шестьдесят, пускай даже и бывшего военного, я не ожидал такой замечательной спортивной подготовки. До сего дня я был уверен, что молниеносная реакция возможна только в кино — да и то в исполнении каскадеров и компьютера в придачу. Однако кинозрителю хотя бы дают рассмотреть все на замедленной съемке, а я, сидя в первом ряду, ничего, по сути, не успел увидеть.
Не было ни красивых танцев карате, ни жаркого мочилова кикбоксинга. Просто две размытых от скорости фигуры рванулись навстречу друг другу, как две половинки магнита — черная и оранжевая. Костюм румынского президента и комбинезон нападавшего слились на миг в неразборчивый черно-оранжевый кокон, затем из кокона выскочила наружу стрела и с легким комариным жужжанием впилась в еще один портрет многострадального князя Александра Невского (сколько их, однако, по всему Кремлю понаразвешано!)
А потом все кончилось. Черный костюм снова превратился в Траяна Хлебореску и вернулся на место у стола, а оранжевый комбинезон с человеком внутри остался лежать на полу, тихонько постанывая. По гладкому паркету прямо к моим ногам приехал уже наполовину разряженный арбалет, и я его машинально поднял.
— Спасибо, очень выручили, — с легким поклоном сказал мне румынский президент. — Вы подарили мне целую секунду и уравняли наши шансы. А при равных условиях обычно выигрываю я.
— Не убежит? — спросил я, имея в виду поверженного врага.
— А? Нет, что вы, исключено. — Хлебореску оправил лацканы своего пиджака и, молодчина такой, уже почти восстановил дыхание. Этот чемпион по единоборствам, не мог, разумеется, быть педиком! — Я все-таки служил в спецвойсках, навыки остались. Есть один удар, он вызывает временный паралич. Это, признаюсь, неджентльменский прием, но на войне как на войне. Когда на тебя идет вооруженный психопат, все средства хороши.
— Так вы его знаете? — спросил я, рассматривая арбалет.
На самом деле несостоявшийся убийца теперь интересовал меня куда меньше, чем орудие убийства. Надо бы выпросить у румына эту игрушку на память, подумал я. Четкая красивая машинка — умели же делать в старину! Увесистая, но не тяжелая. Металл, приятный на ощупь: где нужно — гладко, где нужно — ребристо. Сбоку есть гравировка — надпись на латинском, по-моему, языке. В студенческие годы я немного знал латынь, но эти бессмысленные знания из меня с годами повыветрились.
— О да, я знаю, — с покаянным вздохом отозвался президент Румынии. — Тысяча извинений. Наша служба безопасности потеряла его в Бухаресте сразу после выборов: никто не думал, что он доберется до Москвы. Но он… есть такое русское слово… зарубился… нет-нет, затесался, мне думается, в строительную бригаду. Остроумный выход. Побрил себя наголо, перекрасил усы и, наверное, где-то раздобыл чуждый паспорт, иначе бы его взяли на любой границе. Такие экземпляры обычно изобретательны.
— Террорист? — Я рассматривал оставшуюся в арбалете стрелу. И на вид, и ощупь она была очень острая… только вот не пойму, из чего сделана. Нержавеющая сталь? Нет, блестит совсем не так.
— Сумасшедший, — улыбаясь, объяснил мне Хлебореску. |