|
Большевик ты. Но оттуда никто не возвращался. Никола не льстил мне, называя меня "сильно большим человеком" - большевиком. (Для него все городские жители, приехавшие из больших городов России, были большевиками.) Его похвала была искренна. Якторг освободил его, как и других якутов, от эксплуатации прасолов, покупавших за бесценок пушнину и спаивавших якутов водкой; его дети учились в школе, а жена была вылечена от болезни, насланной злым духом - ером. Все это была "агитация фактами", понятными Николе. Там, где является сомнение в могуществе богов, колеблется и вера в них. И мне казалось, что Никола уже терял эту живую веру в богов и относился к ним как к поэтическому вымыслу, обобщающему те или иные явления, - так, как мы иногда говорим о "фортуне", о "карающей Немезиде", забывая о религиозном происхождении этих слов и передавая ими только известные понятия. Боги Николы явно подгнивали, но не умерли еще совершенно в его сознании. Они оживали тогда, когда он встречался с каким-нибудь непонятным и страшным явлением. Так было с ним на пароходе мертвецов, так, очевидно, было с ним и теперь. Страх заглушал голос разума и пробуждал первобытные верования в злых духов... - Что же это такое, ноздря Ай-Тойона? - Обыкновенная ноздря. Ай-Тойон дышит. А там, - Никола показал на гору, - его ноздря. - Но почему же он дышит только в себя? Видишь, ветер дует все время в одну сторону? - спросил я Николу. - Ай-Тойон сильно большой. Тысячу лет, однако, он может брать воздух в себя и тысячу лет выпускать... Очевидно, я присутствовал при рождении новой легенды. - Глупости все это! Идем со мной, Никола, и ты сам убедишься, что нет никакой ноздри Тойона. Но Никола не двигался с места и отрицательно качал головой. - Идешь? - Сильно боюсь. Однако, и ты не ходи! - сказал он. Я колебался. Идти одному было рискованно. Слова англичанина были брошены неспроста. Меня действительно могли ожидать непредвиденные опасности. Но во мне вдруг заговорило самолюбие. Мой отказ Никола мог понять так, будто и я поверил в эту глупую ноздрю. - Если ты отказываешься, я иду один! - решительно сказал я и направился вверх по склону горы. Ветер дул мне в спину, облегчая путь. - Не ходи! - закричал мне Никола. - Не ходи! Я, не оглядываясь, продолжал путь. Скалы поднимались все выше и круче. Скоро я начал уставать и пошел медленнее. Перед крутым подъемом я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг услышал за спиною чье-то сопенье. Я оглянулся. Передо мной стоял Никола. Он улыбался своим широким ртом, скаля кривые зубы. - Однако, ты пошел, и я пошел, - сказал он, видя мое недоумение. - Молодец, Никола! - радостно сказал я. Мне приходилось кричать. Ветер выл и свистал так, что мы с трудом слышали друг друга. |
