— Понимаю. Конечно, не нужны.

Он молчит, посапывает сурово в трубку.

Она ждёт, потом спрашивает:

— Чего же ты всё-таки хочешь?

— Ну, к примеру — как сделать, чтобы она, неважно кто, заметила, как к ней относится — неважно кто. Чтобы она поняла. Как сделать?

— А ты думаешь, она не поняла? Она поняла. Давно, ещё в сентябре.

— Ну да? Знает?

— Конечно.

— Сама вам сказала?

— Неважно. Но знаю, что знает.

— Значит, она нарочно не замечает? Издевается? — гневный голос дрожит в трубке.

— Ну почему обязательно — нарочно? Просто такой характер.

— Характер. А мне — то есть неважно кому — что делать? Посоветуйте, что делать-то?

— Чтобы любила?

— Плевать я хотел на её любовь. Вообще — что делать?

— Ничего тут не сделаешь. Нравится человек — ну и прекрасно, ты от этого становишься лучше.

— Лучше. А она, значит, пусть насмехается?

— Она — как хочет, так и ведёт себя. Ты же не думаешь, что за твоё отношение она обязана тебе платить тем же? Иногда так случается. А иногда — нет.

— И как же тогда, когда — нет? — Голос теперь печальный, трудно было предположить, что у него может быть такой голос.

— Не знаю, милый. Не знаю. Даже если страдаешь — держись. Во всём мире человечество не придумало ещё средства, чтобы любовь обязательно была взаимной.

— Любовь, любовь ещё какая-то. Разве я про любовь говорю? Нужна она мне, любовь эта. Я же просто к примеру.

— Конечно, конечно. Не нужна. Ты же не про себя спрашивал, а вообще. Неважно, про кого. Правда?

— Ну да! Я же просто так. До свидания!

И ещё один разговор. Если бы Жанна могла слышать его, она бы очень удивилась.

— Скажите, почему со мной никто не дружит? В Свердловске у меня были друзья. А здесь нет. Почему? Я же не стала хуже.

— Ты любишь своих свердловских друзей?

— Конечно! Я им пишу всё время, почти каждый день или через день.

— А здесь, в нашем городе, ты кого-нибудь любишь? Тебе кто нравится из продлёнки?

— Мне? Катя Звездочётова.

— Ну, с Катей подружиться трудно. Катя сама решает, сама выбирает.

— А почему она меня не выбирает? Разве я хуже Симы или других?

— Не хуже. И не лучше. Все по-своему хорошие. Но почему бы тебе не подружиться с той, которая слабее тебя? Пусть не она тебя, а ты её поддержишь. И станешь сильнее от этого. Подумай.

— Я подумаю. Значит, сначала я должна сама к кому-то привязаться? Да?

— Умница, всё правильно поняла. Я думаю так: обрадуй кого-то, защити, пригрей, стань другом. Тогда и надейся на дружбу. А не начинай с требований.

…Жанна не знала об этих телефонных разговорах. Она думала, что только ей одной из их продлёнки бывает одиноко. Остальные все весёлые, шумные, им хорошо.

Папа сидит у телевизора, носится по зелёному льду фигуристка в жёлтом платье, летит, летит по кругу.

— Папа, послушай, — Жанна взбирается коленями на подлокотник кресла, кладёт голову папе на плечо. — Папа, ведь правда, талантливые люди всегда одиноки?

— Что-что? — папа как будто проснулся. А может быть, и в самом деле дремал после сытного ужина, — О чём ты, Жанночка? Какие талантливые? Какие одинокие?

— Ну как же? Бетховен, например, был очень одинокий, очень талантливый, совсем глухой. Разве нет?

Папа берёт в ладони Жанночкину голову, смотрит ей в лицо:

— Но ты же не Бетховен.