По краям афиши шли причудливые изображения зверей, артистов, застывших в восхищении зрителей.
— Не кисло, — высказал свое мнение Сергей. — Стишки только слабоваты: «Взрослые и дети, полезайте в наши сети…» Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: «Тятя, тятя…» Попросил бы меня, я бы получше сочинил. Например: «Дети и взрослые, какие вы хорошие, пришли на представленье — вот вам по лбу по банке варенья!»
— Не надо лучше, надо — как надо, — отозвался Герман.
Он даже сиял, глядя на афишу. А Сергея не оставляло чувство, что все это хитроумная мистификация, что Герман продолжает дурить и его, и всех остальных. Но афиша, реальный лист бумаги — вот он, лежал перед ним. И где-то, возможно, на стенах домов. Фантасмагория, вызванная к жизни демоническим собеседником Днищева, втягивала его в свое действо, напоминающее театр абсурда. Сергей не сомневался, что цирк-шапито лишь прикрытие, ширма, которая отвлекает внимание, а за ней прячется нечто иное.
— Будет еще фейерверк и бесплатная раздача шоколадных конфет, — пообещал Герман, внимательно следя за лицом Сергея.
Тот вытер об афишу испачканные креветками пальцы.
— А совокупление слонов не предвидится? Жаль. Я бы пришел посмотреть.
— Ты и так там будешь.
— В качестве кого?
— Вот этого, — и Герман постучал по бумаге, где была изображена клоунская морда. — «Приветик, я — Серж-Сержик!»
— Не смешно.
— Какие уж тут шутки!
— А Герман Гауф — это конечно же ты?
— Я, — горделиво приосанился розовощекий собеседник, а глаза его вновь поползли в разные стороны. — Моя магия уникальна, такой еще не знал весь мир.
— А все эти артисты — Джангиры Джангировы, Митуты, танцующие зайцы и отрезанные яйца деда Мазая, говорящие гимнастки — кто они, где ты их набрал?
— С бору по сосенке, — уклончиво отозвался Герман. Он был как улитка: то высунет голову, то опять спрячется в своей раковине. — Тебя это меньше всего должно волновать.
— Но я же член труппы как-никак. Клоун высочайшего класса. Мне с кем попало выступать не резон.
— А тебе и не придется выступать, — успокоил его Герман. — Вернее, твой номер — десятый. Все возьму на себя я. Потому что весь фокус — в моей магии.
«Тоже мне волшебник Изумрудного города, Гудвин хренов, — подумал Сергей. — Нагородил целый огород, напустил тумана. Еще и Федоську несчастного приплел сюда…» Ему надоело ломать голову над загадками Германа. Он даже плюнул креветочным панцирем на афишу. Его сейчас больше занимали Рендаль и предстоящая работа в Агропромбанке. А цирк-шапито можно оставить на закуску. До двадцать второго еще восемь дней.
— Ладно, Герман, пойду-ка я домой, — сказал Сергей и поднялся. — Примерю перед зеркалом клоунский колпак, покорчу рожи. Такая сгодится? — и он жутко осклабился, высунув набок язык.
— Сгодится, — снисходительно согласился шеф-распорядитель новоявленного цирка-шапито. — У тебя определенно есть шутовской талант. Это я еще при первой встрече заметил. Ты тогда врал, что служил в морской пехоте и умеешь стрелять из любого вида оружия.
— Так оно и есть, — ответил Сергей. — Хочешь сменить мое амплуа на русского Вильгельма Телля?
— Там поглядим, — ответил Герман. — Готовься, скоро увидимся.
Днищеву на миг показалось, что это не человек, а фантом, расплывающийся в сигаретном дыму. |