Было четверть девятого, и вид уличных часов напомнил мне о том, что я так и не рассказал Дрютеру. А он мне сказал:
— Денег не давайте. Деньги явно вещь грязная. Но эти маленькие красные кружочки... Вот увидите, ни один игрок не может против них устоять.
Я пошел в казино и поискал мою парочку, — но их там не было. Тогда я обменял все мои деньги на фишки, и, когда оттуда вышел, в карманах у меня бренчало, как в сумке у Ласточкиного Гнезда.
Мне понадобилось не больше пятнадцати минут, чтобы их найти: они сидели в кафе, куда и мы раньше ходили поесть. Какое-то время я незаметно за ними наблюдал из дверей. У Кэри вид был не слишком счастливый. Она пошла туда, как потом выяснилось, чтобы доказать себе, что больше меня не любит и те места, где мы бывали вместе, ей безразличны, — но доказать себе это не смогла. Ей было тяжело видеть, как кто-то посторонний сидит на моем месте, а у этого постороннего была к тому же ненавистная ей привычка запихивать намазанный маслом рогалик в рот чуть ли не целиком. Доев, он пересчитал свои деньги и попросил ее минуточку помолчать, чтобы он мог еще раз проверить свою систему.
— Сегодня мы можем рискнуть на пятьсот франков в «кухне». То есть на пять стофранковых ставок.
Когда я к ним подошел, он сидел с карандашом над бумагой. Я еще от двери крикнул:
— Алло! — и Кэри обернулась. Она чуть было не улыбнулась мне по привычке, я видел, как улыбка светится у нее в глазах, но она тут же сдернула ее, как мальчишка сдергивает своего змея на землю.
— Что ты тут делаешь? — спросила она.
— Хотел удостовериться, что у тебя все в порядке.
— У меня все в порядке.
— Иногда человек что-то делает, а ему вдруг захочется, чтобы он этого не делал.
— Не я.
— Помолчите, пожалуйста, — сказал молодой человек. — Это же очень сложно — то, над чем я работаю.
— Филипп, это... мой муж.
Он поднял на меня глаза:
— А, добрый вечер... — и стал нервно постукивать по столу кончиком карандаша.
— Надеюсь, вы как следует заботитесь о моей жене.
— Вам до этого нет никакого дела.
— Ну, а вам для ее полного счастья надо кое-что знать. Она терпеть не может пенки на горячем молоке. Глядите, ее блюдце полно крошек. Вам надо было их скинуть, прежде чем наливать ей кофе. Она терпеть не может негромких, но резких звуков, например хруста поджаренного хлеба или рогалика, который вы сейчас жуете. И щелкать орехи при ней нельзя. Надеюсь, вы меня слушаете? Скрип вашего карандаша тоже ей не понравится.
— Уйдите, пожалуйста, — сказал молодой человек.
— Я бы предпочел поговорить с моей женой наедине...
— Я не хочу разговаривать с тобой наедине, — сказала Кэри.
— Слышали? Вот и уходите.
Поразительно, как ловко Дрютер предвосхитил этот диалог. Во мне зародилась надежда.
— Простите. Но я вынужден настаивать.
— Вы не имеете права настаивать...
— Если ты не оставишь нас в покое, — сказала Кэри, — уйдем отсюда мы оба. Филипп, заплати по счету.
— Милая, я хочу проверить мою систему.
— Знаете, что я сделаю? — сказал я. — Я гораздо старше вас, но я готов с вами драться. Если я вас одолею, я поговорю с Кэри наедине. Если победите вы, я уйду и больше никогда не стану вас беспокоить.
— Я не позволю вам драться, — сказала Кэри.
— Слышали?
— Ну, в таком случае я готов вам заплатить за полчаса разговора с ней.
— Как ты смеешь? — воскликнула Кэри.
Я сунул руку в карман, вынул оттуда горсть желтых и красных фишек — пятисотфранковых и тысячефранковых — и выбросил их на стол, между чашками кофе. |