Я мог бы взять тебя на руки и...
– Ты должен беспокоиться о Тауфике, а не обо мне. Давай, пошевеливайся. – Сквозь сжатые зубы она добавила: – Прошу тебя.
Вампир все еще стоял в нерешительности, потом прикоснулся к ее запястью в том месте, где вены выступали ближе всего к поверхности, и ринулся наверх.
– Вики, он ведь был прав. Наркотик еще не полностью выведен из твоего организма. Ты не можешь добраться доверху самостоятельно.
Она злобно взглянула на расплывчатые контуры мужской фигуры, видевшиеся ей как темный силуэт на темном фоне.
– Пошел ты ко всем чертям тоже, и оставь меня наконец в покое! Занимайся лучше своим делом.
Селуччи хорошо знал, что говорить что‑либо после этого абсолютно бесполезно, и, прорычав что‑то неразборчивое, тоже пронесся мимо.
Женщина попыталась было не отставать, и ярость помогла ей продержаться какое‑то время, но дистанция между ними очень быстро увеличилась. Наконец звуки отдельных шагов перешли в сплошное стаккато на фоне усиленного стука ее сердца.
Десять шагов и площадка. Десять шагов и площадка. На этот раз такой подъем займет у нее больше времени, чем девять минут и пятьдесят четыре секунды, как было при прошлом восхождении. Отсутствие зрения не создавало различия – после того как установился режим движений, ее ноги приспособились к автоматическим действиям, – но последние два дня, разумеется, сильно давали о себе знать. Все тело терзала боль.
Десять шагов и площадка.
Запылали огнем легкие. Каждый вдох вызывал все более серьезную боль.
Десять шагов и площадка.
Ей показалось, что ее левое колено кто‑то проткнул острой спицей.
Десять шагов и площадка.
«Подтягивай правую ногу, выноси вперед левую. Подними вверх правую, подтяни к ней левую».
Она сорвала с себя и бросила на пол куртку.
Десять шагов и площадка.
«Излишний риск, чтоб вам всем провалиться!»
Десять шагов и площадка.
«Разумеется, я исключила себя из своего плана. Неужели они действительно могли подумать, что я не догадываюсь, в каком виде окажусь, когда доберусь до верха этой паскудной штуковины? Я буду считать, что мне здорово повезло, если смогу просто остаться на ногах».
Десять шагов и площадка.
«Я имею право там быть! Только вот хватит ли...»
Десять шагов и площадка.
«Но я обязательно там буду. Потому что собираюсь плюнуть на труп Тауфика».
Десять шагов и площадка.
Как‑то она прочла статью о героическом человеке, удостоенном американской медали Доблести, получившем двадцать три огнестрельные раны, который, вопреки многочисленным ранениям, смог пробежать через мост и спасти товарища. Тогда Вики задалась вопросом, о чем он думал, когда совершал этот подвиг. Теперь у нее возникло ощущение, что она знает ответ.
«Ты можешь упасть замертво, когда все будет закончено, не прежде».
Десять шагов, площадка.
Икроножные мышцы стали дрожать, затем судорожно дергаться. Каждый шаг превратился в борьбу с болью и изнурением. Спотыкаясь, она сбилась с ритма, затем ударилась боком о выступающую деталь облицовки.
Восемь, девять, десять шагов, площадка.
Значительную часть своего веса она тянула вперед руками и плечами, бинт, которым был завязан ее поврежденный палец, пропитался влагой, не то потом, не то кровью – она не знала, да это ее и не беспокоило. Когда повязка стала мешать ей слишком сильно, женщина сорвала ее и отбросила прочь.
Десять шагов и площадка.
Не столь значительные элементы ее ярости постепенно выгорали, пока не остался единственный – ненависть к Тауфику. Это он накачал ее наркотиком и засадил в тюрьму, но что хуже всего – он извратил в ней что‑то такое, во что она верила. Именно это протянулось между ними как веревка, на которой она должна была его повесить, и она тащила самое себя к нему на этой веревке. |