Еще утром разучился.
-- Многие разучились, но плыть придется... Ты где-нибудь форсировал
водяной рубеж?
-- Приток Дона, название не помню. И ерик один. Увяз, помню, в нем,
едва выбрался на берег, а там в ежевичнике ужи кишмя кишат, лягухи по
берегам с лапоть величиной... Я как заору и обратно в ерик... Пузыри пускал.
Ребята вытащили... -- Майор пошевелил углом рта, улыбнулся. -- На подручных
средствах по этакой реке несерьезно, товарищ майор. Это не ерик.
Лешка прибыл в артиллерийский полк из госпиталя, где валялся половину
зимы с разбитой голенью правой ноги. После госпиталя, как водится, болтался
по резервным частям и пересылкам, и до того там дошел, что ни о чем уж не
мог думать, кроме еды. В первую же ночь по прибытии в артполк, заступив на
пост, нюхом резервного доходяги и бердского промысловика учуял он в
хозвзводовской машине съестное, запустил руку под брезент, нащупал мешок с
сухарями. Долго не думая, складником распластал один мешок, добыл три крупно
резаных сухаря и тут же принялся их грызть. Но и половины сухаря не изгрыз,
как поднялась тревога. Ворюга был схвачен за ворот и отведен в штабной
блиндаж.
Это уж вечно так. Где бы и когда бы Лешка ни попытался смухлевать или
сжульничать -- тут же и попадется. В школе, бывало, все курят, но как только
дадут ему зобнуть -- вот он, учитель! В двадцать первом полку, правда,
малость напрактиковался, но забылся ж тот боевой опыт.
В штабной блиндаж он шел покорно и только на свету обнаружил, что за
ворот его, как кутенка, вел маленький человечек в гимнастерке до колен, зато
с большим чином. Во, влип! Вечером Мусенок проводил партсобрание или
политбеседу в полку. На Лешкину беду, шофер Мусенка, разгильдяй Брыкин угнал
"газушку" на техосмотр и не вернулся к сроку. Мусенок задержался в полку
допоздна и определился спать в хозвзводовской машине. Спал он чутким сном
пугливого тыловика, попавшего "на передок", и услышал, как хрустит что-то
под ним. Подумал, враг тут орудует, хотел закричать, но догадался, что немцы
за сухарями к русским едва ли полезут, и с ликующим облегчением изловил
злодея. Лешка вознамерился поддеть на кумпол человечка, как Зеленцов
когда-то поддел капитана Дубельта, но план осуществить не успел, увидев
погоны со звездами.
Майор Зарубин и начальник штаба Понайотов спросонья долго не могли
уяснить, отчего разбушевался политический начальник. Когда поняли, Понайотов
сразу начал зевать, на соломенную постель обратно полез: "Стоило будить!"
Майор Зарубин не имел права лезть на постель, хозяин, отец-командир,
терпеливо слушал он Мусенка и в общем-то согласен был -- воровать советскому
солдату позорно, тем более у своих товарищей. За такое дело не только перед
строем надобно злодея поставить и дать возможность коллективу строго его
осудить, но при повторении подобного -- и под трибунал его, голубчика,
подвести. |