Выступали кандидаты, благодарили за доверие, в протокол все записывалось. Во
многих частях на берегу шел массовый прием в партию -- достаточно было
подмахнуть заготовленные, на машинке напечатанные заявления -- и человек тут
же становился членом самой передовой и непобедимой партии. Некоторые бойцы и
младшие командиры, уцелев на плацдарме, выжив в госпиталях, измотавшись в
боях, позабыли, что подмахнули заявление в партию, уже после войны, дома,
куда в качестве подарка присылалось "партийное дело", с негодованием и
ужасом узнавали, что за несколько лет накопились партийные взносы, не сеял,
не орал солдат, какую-то мизерную получку всю дорогу в фонд обороны
отписывал, но дорогая родина и дорогие вожди, да главпуры начисляли и
наваривали партийцу проценты и с солдатской получки. Пуры ведать не ведали,
что солдаты копейки свои не на табак изводили, а на пользу родине
жертвовали, и вот, возвратившись в голодные, полумертвые, войной надсаженные
села, опять они же, битые, изработанные, должниками остались. Вечные, перед
всем и всеми виноватые люди как-то вывертывались, терпели, случалось,
дерзили и бунтовали, пополняя переполненные тюрьмы и смертные сталинские
концлагеря. Когда Мартемьяныч отбубнил свою речь и ответно, по поручению
собрания, командир отделения разведки, старший сержант Мансуров и кто-то из
новичков подтвердили: "Не посрамим!", "Чести не уроним!", "Доверие Родины
оправдаем!" -- все, и замполит прежде всех, почувствовали облегчение. Тут же
назначены были младшие политруки и агитаторы из тех, что поплывут за реку,
кто проявлял активность на собрании. Финифатьев решил пока не говорить в
роте о своем важном назначении -- начнет братва зубы скалить, наперед всех
Олеха Булдаков. "Раз ты политрук, значит, самый есть сознательный, бери
самую большую лопату и самый маленький котелок, в атаку тожа первай. Заражай
нас примером! Указуй правильный путь!"
Ох-хо-хо! И когда это я поживу, как человек, без оброти, на самого себя
из-за шорохливости характера и долгого языка надетой. Радуясь тому, что сами
никуда, ни в какие руководители не угодили, бойцы опрокинулись на брюхо,
закурили, тогда как во время собрания чинно сидели кружком. Секретарь
партсобрания передал протокол подполковнику. Мартемьянов его аккуратно
свернул, засунул в кожаную сумку и тоже сел на услужливо сваленную на бок
коробку крашеного улья -- пасеку вояки позорили, мед съели, вялые пчелы
реденько кружились и жужжали в лесу, щупали своими хоботками листья, траву,
солдатские пилотки. Один новоиспеченный партиец испугался пчелы, замахал
руками и тут же получил укус в ухо. "На смерть человек собирается идти, а
пчелы боится!" -- грустно усмехнулся подполковник Мартемьянов.
Невоздержанный на язык, старый партиец Финифатьев нехорошо сострил:
-- Машите, машите руками-то, так пчела всю нашу партию заест...
Собрание хохотнуло и выжидательно примолкло. |