Изменить размер шрифта - +
  Самым  страшным   оказались  пулеметы,  легкие   в   переноске,
скорострельные  эмкашки  с  лентой  в  пятьсот  патронов.  Они  все  заранее
пристреляны и теперь, будто из  узких горлышек брандспойтов, поливали берег,
остров,  реку,  в  которой  кишело  месиво  из  людей.   Старые  и  молодые,
сознательные  и несознательные,  добровольцы  и военкоматами мобилизованные,
штрафники  и гвардейцы, русские и нерусские -- все они кричали одни и те  же
слова: "Мама! Божечка! Боже!" и "Караул!", "Помогите!.." А пулеметы секли их
и  секли, поливали разноцветными  смертельными струйками. Хватаясь  друг  за
друга,  раненые  и нетронутые пулями  люди  связками  уходили под воду, река
бугрилась, пузырясь, содрогалась от человеческих судорог,  пенилась красными
бурунами.
     "Ждать нечего. Надо плыть,  иначе тут с ума сойдешь..." -- решил Лешка,
понимая,  что чем  он больше медлит, тем меньше у него остается возможностей
достигнуть другого берега.
     Внезапно  пришло  в  голову,  что именно в эту пору,  там,  во  глубине
России, по таежным,  степным  и  затерявшимся  среди стылых,  где  и снежных
полей, деревушек, в хмурых, трудно и сурово бытующих городах и городках, как
раз  садятся за  стол --  ужинать, чем Бог послал,  и  в этот  вечерний час,
блаженный  час, после трудового, серого,  предзимнего  дня там,  во  глубине
тяжко притихшей  русской  земли, непременно  вспомнят детей  своих,  мужьев,
братьев, попытаются  представить  их  в далеком месте  под  названием фронт,
может быть в этот час выдерживающих бой. Но как бы люди русские ни напрягали
свое воображение, какие бы  вещие сны ни посетили их, ни в каком, даже самом
страшном,  бредовом  сне не увидеть им того,  что  происходит сейчас вот  на
этом, в  пределах земных мизерном  клочочке земли. Никакая фантазия, никакая
книга, никакая  кинолента, никакое  полотно  не передадут того  ужаса, какой
испытывают брошенные в реку, под огонь, в смерч, в дым, в смрад, в гибельное
безумие,  по сравнению с которым библейская геенна огненная выглядит детской
сказкой со сказочной жутью, от которой можно  закрыться тулупом,  залезть за
печную трубу, зажмуриться, зажать уши.
     Боженька, милый, за что, почему Ты выбрал этих людей и бросил их  сюда,
в огненно кипящее земное  пекло,  ими же сотворенное? Зачем Ты  отворотил от
них  Лик  Свой  и  оставил  сатане   на   растерзание?  Неужели  вина  всего
человечества пала на головы этих несчастных, чужой волей гонимых на гибель?
     --  Ну,  поглядели кино и будет, --  нарочно  громко и нарочно  сердито
прокричал Лешка, подавая  руку Семе Прахову, удивив этим  напарника, который
был робок, но догадлив: Лешка  хоть этаким манером  хочет  отдалить  роковые
минуты. Сема  и  то  понимал, что  обезумевшие,  потерявшие  ориентировку  в
холодной реке, в темноте ночи бойцы передовых подразделе- ний вот-вот начнут
выбрасываться  на этот  берег и их, чего доброго,  как изменников  и трусов,
секанут заградотрядчики, затаившиеся по прибрежным кустам и за камнями.
Быстрый переход