Изменить размер шрифта - +

     --  Гляди за  катушкой,  Сема! Кончится  провод  -- конец  не  отпусти.
Отпустишь -- конец тебе, да и мне тоже. Впрочем, мне-то... махнул он рукой и
бросился к лодке, налег на нее, сталкивая в воду.
     -- Я его камешком придавлю, -- дребезжал угодливым голосом Сема Прахов.
-- Ка-а-амешком! Дай Бог! Дай Бог!..
     Сема  был  боязлив  и малосилен,  старался жизнь свою  спасти  на войне
усердием да  угодничеством, но уже понял, должно быть, и он, что всего этого
слишком  мало,  далеким   уже,  окуклившимся  в   немощном  нутре  зародышем
чувствовал -- не выжить ему на  войне, но все же тянул, тянул  день за днем,
месяц за месяцем тонкую ниточку своей жизни.
     Будто  на  осенней  муксуньей путине,  выметывая плавную мережку, Лешка
неторопливо начал сплывать  по течению  за  освещенную  ракетами зону  реки,
слыша, как осторожно,  без стука  и  бряка стравливается провод из  короедом
поскыркиваю-  щей  катушки.  Сема  Прахов  совершенно искренне  --  нету  же
искренней молитвы, чем в огне да на воде, -- дребезжал:
     -- Спасай Бог, Алеша! Спасай Бог!
     Мокрый  голос  связиста,  лепет его  уже  не слышен,  скоро  и  провод,
пропускаемый Семой через горсть, перестанет волочиться  по  воде, пружинисто
взлетать. Грудью упавший  на катушку, стравливающий провод, словно худенькую
нитку с  веретена,  Сема ликовал  в душе -- не  было  на проводе  комковатых
сростков,  голых  узелков  -- провод  для  прокладки  под  водой  подбирался
трофейный, самый новый, самый-самый. Мотнувши барабан на катушке в последний
раз,  красная  жила  напряженно  натянулась,  потащила  из-под  Семы Прахова
катушку. Схватившись за нее  обеими руками, слизывая слезы  с  губ,  связист
обреченно уронил:
     -- Все! --  и  зачастил  по-бабьи, в голос: -- Лети, проводок,  на  тот
бережок! -- слезы отчего-то катились и  катились по его лицу. Боясь упустить
живую нить, соединяющую его все еще с напарником, ушедшим  страдать, терпеть
страх,  может,  и умереть  --  чего  не  скажешь тут, как не  повинишься  --
ничего-ничего  не  жалко,  никаких  слов  и слез не  стыдно. В  шарахающейся
темноте,  которой   страшнее,  как  думалось  и   казалось  Семе  Прахову  с
"безопасного берега",  ничего  на свете  не было  и  не  будет  никогда,  он
улавливал  жизнь,  движение  на  реке,  шевеление   провода.  "Господи!"  --
оборвалось сердце в  Семе аж  до самого  живота, когда  катушка дернулась  и
провод замер. Он представил, как неловко напарнику его выпутывать провода из
бухтины, краснеющей  на дне лодки, и  одновременно  управляя неуклюжим  этим
полузатопленным челном. Перебирал  и перебирал ногами Сема  Прахов,  готовый
бежать,  помочь напарнику. Да  куда побежишь-то -- вода,  темная  река перед
ним, распоротая  и подожженная  из  конца в конец. Сема  аж взвизгнул, когда
жилка на его катушке дернулась и снова натянулась.
Быстрый переход