— Ты с товарищем не крути, — вступил наконец Петя. — Товарищу надо сделать. А я тут тебе заказ составил, пока вы договаривались. — И повернувшись к селектору: — Валя, собери нам, пожалуйста, по третьему списку. Товарищ из конторы бурения к нам давно не заходил. — И многозначительно подмигнул Сватову.

Олег Михайлович вяло запротестовал:

— Я не при средствах.

Сватов понял Петю и поспешил предложить свои услуги:

— Ладно, ладно, я заплачу, потом разберемся.

И покраснел.

Взяток он еще ни разу в жизни не давал, оттого и смутился. Но его смущения никто не заметил. Зато разговор сразу как-то продвинулся.

— Пишите от совхоза письмо, — сказал начальник потеплевшим голосом. — На той неделе и пробурим.

— Нельзя на той неделе, — сказал Петя. — У него без воды стройка стоит.

— Понял, — охотно согласился Олег Михайлович. — Тогда завтра. Но я лично должен быть. Чтобы на месте и непосредственно…

— Ладно, ладно, — выпроваживал его Петя, подталкивая к дверям и вручая перевязанную шпагатом коробку, — замочим мы еще эту скважину.

— Обязательно надо присутствовать. Лично, — все еще твердил свое Олег Михайлович, в одной руке держа коробку, а другой, свободной, пытаясь надеть шляпу. — Без моего присутствия не могу. Обязательно чтобы лично.

— Трудный кадр, — сказал Петя, прикрыв за гостем дверь. — Боюсь, что с ним вам еще придется помучиться.

— Ну, ничего, — мрачно успокоил его Виктор Аркадьевич. История со взяткой его изрядно подогрела. — Теперь-то уж я с него так просто не слезу.

В тот же понедельник к обеду Сватов приехал ко мне.

— Ты спрашивал про стратегию? Вот теперь давай об этом. Заявку на сценарий я за тебя уже написал… Но все по дороге. Собирайся, и едем.

Я ничего не понимал. Какая заявка? Какой сценарий? Куда мы едем?

Но Сватов снизошел только до ответа на последний вопрос:

— Едем к Кукевичу. Это приятель Пети. Я тебе о нем говорил, даже знакомил вас, но ты, конечно, не помнишь. Потрясающая личность!

Я помнил. Знакомил он нас за год до описываемых событий. Потрясающая личность оказалась тогда маленьким, скромным и мечтательным человеком со смешным ежиком темных волос, делающим его похожим на бобра. Это был вполне обычный руководитель одной из бесчисленных организаций, выросших, как опята у пня, вокруг сельского хозяйства. Но Сватов умел видеть в людях то, что он видеть хотел. И сейчас, оглядываясь, я начинаю подозревать, что у Виктора был на Кукевича дальний прицел.

А может, и не было? Может, снова в его жизни все счастливо совпало. Или просто он опять сумел все повернуть в свою сторону? Впрочем, куда его только не бросала, куда только не выносила жизненная активность.

— Слушай, — говорил тогда он. — Вот о ком тебе надо писать.

— А почему именно мне?

— Ты же пишешь о селе. Но о чем ты пишешь? Ты же не видишь главного.

— А Кукевич видит?

— Он тоже не видит. Но главное вокруг него. Он в нем варится. Вместе со своей конторой. Кукевич — квинтэссенция. Это человек, работающий сегодня на село. Со всей его беспомощностью, со всем отсутствием полета, со всей его робостью и нерешительностью дерзаний… Вокруг него все проблемы. Здесь все, что мы даем сегодня селу.