Рано утром за час до начала рабочего дня он уже раздавал задания своим подчиненным, рассаживая их по телефонам, рассылая их в командировки по республике и стране, — выпрашивать, выменивать, уговаривать, доставать — затыкать прорехи, залатывать дыры, выбирать излишки, создавать за их счет какой-то запас прочности, какой-то резерв в своем хозяйстве… Но снова названивал прямой телефон, и снова все шло прахом. Бурный и неуправляемый поток руководящей щедрости легко прорывал с таким трудом возводимую им плотину. Ни о какой борьбе с начальником Кукевич не помышлял, всегда оставаясь исполнителем, да и невозможно было бороться с человеком, который был всегда и кругом прав из-за своего высокого положения.

Вконец издерганный, измученный этой стихийностью, постоянно униженный и оскорбленный абсолютным нежеланием считаться с его сложностями, подавленный собственной же исполнительностью, растерянный и больной Петр Васильевич только и мечтал об освобождении и за предложение возглавить недавно созданный главк схватился с радостью, совершенно не вдаваясь в смысл того, чем ему придется там заниматься. Лишь бы самостоятельно, лишь бы без понуканий и нервотрепки, лишь бы сам себе голова. Все это, как ему казалось, и обеспечивала приставка «глав» в названии его новой организации.

Он страстно хотел проявить себя, хотя весьма смутно представлял, что для этого, кроме порядка, нужно. Отличало его от многих, пожалуй, только то, что слишком уж он за все переживал, слишком все близко принимал к сердцу. В самом начале своей деятельности на новом поприще отправился он в поездку по районам с прибывшим из Москвы инспектором. Зашли в одном из райкомов партии к первому секретарю, а тот возьми и заяви, что даже о существовании такого главка ничего не слышал. В том смысле, что толку от них никакого.

Кукевич в системе был человеком новым. Другой бы на его месте нашелся что ответить. Во всяком случае, уж никак бы не принял на свой счет такое заявление. А Петр Васильевич взволновался, обиделся, огорчился и расстроился так, что прямо из кабинета был доставлен в районную больницу, где провалялся две недели в предынфарктном состоянии.

Вообще в новой должности пришлось ему нелегко. Сельской специфики он не знал, тем более был далеко не силен во всем, что связано с электричеством. А создали его главк как раз для обслуживания всей энергетической части сельского производства. Работник он был честный и удручался своей некомпетентностью. Это и определило его готовность выслушивать и принимать к действию всякие советы. И, даже не выслушав до конца, принимать к действию.

С действием, правда, все сразу же осложнялось.

Советчиков у Кукевича сразу обнаружилось хоть отбавляй. Сложность начиналась уже с того, что оба его заместителя и главный инженер, несмотря на младенческий возраст главка, созданного всего два года назад, успели посидеть в кресле начальника (с этого начинали), отчего считали себя людьми знающими, учеными и наученными, способными и самостоятельно мыслить и научить уму-разуму нового руководителя. Каждый, разумеется, претендовал на роль душеприказчика, добиваясь в советах максимальной интимности.

Наставления же их, будучи направленными исключительно в разные стороны, тем не менее сходились в главном: не рыпаться, не высовываться, не суетиться. Коэффициент полезного действия таким образом сводился к нулю.

Кукевич был человеком впечатлительным и каждую строчку постановления о своем главке, как, впрочем, и всех остальных постановлений о селе воспринимал буквально. Внешним кругозором он не обладал, поэтому реальности не ощущал; все слова о грандиозности и актуальности поставленных перед его конторой задач принимал за чистую монету, нисколько не сомневаясь в исключительности отведенной ей роли.