Геннадий из НИИ ушел. «Климат в этом учреждении для меня пока еще не сложился». Он так и сказал: «пока еще».

А о начальнике он сказал: «ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК».

Промежуточный — то есть застрявший где-то между городом и деревней (тогда Дубровин вкладывал в этот термин такой смысл), ушедший из села, но до города не добравшийся, оторвавшийся от корней, от своего сельского прошлого, но не усвоивший городской культуры.

Сейчас, оценивая ситуацию, я думаю, что конфликт с начальником и послужил одним из основных мотивов, приведших моего приятеля к идее приобретения дома в сельской местности. Впрочем, зачем догадки, он и сам об этом приблизительно так говорил:

— Бросаю все к чертовой матери. Мне надоели эти промежуточные люди на каждом шагу. Надоела жвачка, осточертело заниматься ликбезом, доказывая правомерность очевидного, надоели эти рожи… Хочется настоящего, хочется покоя, простых человеческих отношений…

Глава шестая

СОСЕДИ. ВЛАСТЬ ЗЕМЛИ

Поразительная вещь…

Все здесь предопределено. Само понятие выбора — противоестественно. Вопрос о смысле существования звучал бы как надуманная нелепость.

Это Геннадий о своих новых соседях.

Соседи у Дубровина объявились сразу. По первому же в дом наезду. И больше уже не исчезали, прописавшись в сельской жизни нашего героя основательно и постоянно. И даже если копошились бесшумно у себя во дворе или в хлеву, даже если уходили куда-то по своим хозяйственным делам — оставляли вокруг Геннадия свое незримое, как бы инфракрасное присутствие, естественное и непосредственное, как жизненное тепло. Просто участки вдруг сами собой объединились, и Анна Васильевна, тихо, как курица в саду, шуршащая по хозяйству, и Константин Павлович, перекуривающий на старой колоде возле крылечка, вписались в облик обеих усадеб, связанных протоптанной в картофельной борозде тропинкой, так же естественно, как лавка под окном, кошка Катька между черных чугунков на пороге или глиняный кувшин на заборе; обосновались так же ненавязчиво, как и прочие одушевленные и неодушевленные предметы крестьянского подворья.

В первую же субботу Геннадий собрался в Уть. Нетерпение его было столь велико, что, изучив внимательнейшим образом карту и обзвонив справочные и диспетчерские, он рассчитал специальный маршрут — с электрички на автобус из райцентра, потом еще на один, местный, — до соседней деревни, от нее — пешком, километра четыре по лесной дороге. Можно бы спокойно добраться до места и прямым автобусом, но так мы бы оказались в Ути часа на три позже. Я говорю «мы», потому что меня он, разумеется, прихватил с собой в качестве даровой рабочей силы.

Вставать пришлось часов в пять. Зато к полудню, когда еще только подходил к Ути прямой, рейсовый автобус, мы уже прорубили в зарослях репейника и крапивы проход к дому и просеку вокруг него, после чего, к удовольствию вступающего в права хозяина, обнаружился пристроенный сбоку, не оговоренный в купчей, то есть даровой, сарайчик. Но зато сам дом, словно испугавшись вдруг наготы, съежился в бедной своей неприкрытости, оказавшись сразу и не домом вовсе — маленькой бревенчатой хаткой с двумя оконцами, одно из которых было кухонным.

Уже у калитки нас встретил сосед — Константин Павлович, как он отрекомендовался, деликатно обтерев руку о штанину ватных, не по сезону, брюк. Мигом обернувшись, он появился уже с топором и граблями, которые мы с энтузиазмом первопроходцев сразу пустили в ход.

Константин Павлович в бурной деятельности нашей не участвовал, но со двора не уходил, правда, замечаний себе не позволял, хотя и поглядывал на наши действия критически, тихо пристроившись на трухлявую лавочку и неспешно дымя «Севером».