Палуба погрузилась во мрак, и если что и двигалось на ней, кроме тёмных вод, то это были лишь безликие, потерявшие от отчаянья разум призраки.

– Алёшенька, ты вспомни – озеро наше, бёрёзки вокруг него. Вспомни, как тепло, да спокойно всё вокруг. Вспомни, какая благодать солнечная, и облачка, такие согретые, такие добрые, плывут на нас смотрят, а ветерок то шепчет – помнишь, помнишь, Алёшенька?..

Алёшины руки впились ей в плечи, вот оттолкнули, но в тоже мгновенье ещё крепче сжались; Алёша притянул Олю к себе, хотел обнять, и действительно – руки его вновь стали мягкими, человеческими, но тут же вновь в гранит обледенелый обратились, рот его необычайно широко раскрылся – там клокотала тьма, и вот рванули оттуда беспрерывные, плотные снежные полки.

Но ни на мгновенье не покидала Олю святая вера, что Алёша всё равно жив, что они будут вместе и, желая избавить его от страдания, придвинулась навстречу этим промораживающим снежинкам, зашептала:

– Люблю!.. Сквозь миры, сквозь бесконечность – услышь меня – Люблю.

И тут вое и грохоте услышала Его, Родимый голос:

– Оля, где ж ты?!..

– Я здесь! – прошептала – и тут их уста встретились.

Одновременно на палубу обрушилась волна – Алёша наклонился, заслонил собой Олю, принял удар на себя. Их метнуло в одну сторону, в другую, понесло куда–то, но они всё не размыкали своих объятий.

И Оля почувствовала, как Алёша вновь стал ледяным, вот оттолкнул её, да с такой силой, что, если бы не успела она ухватится за какие–то перекошенные, наполовину изодранные снасти, так непременно была бы выброшена за борт.

На палубу выбрались Дубрав и Жар, все бросились за Алешей и нагнали ег,о когда он уже нависал над победно ревущей бездной. Дубрав с богатырской силой перехватил его, но Алёша проявил силу ещё большую – сумел вырваться, и вот шагнул… полетел вниз:

– Н–е–ет! Милый ты мой! С тобою!..

Дубрав не успел опомниться, как Оля уже бросилась за Алёшей – белым стягом, крылом лебединым промелькнула и растворилась в клубящемся мареве. Старец отдёрнулся:

– Да что ж это?! Да не может же такого быть…

И в это же мгновенье, как бы продолжая чудовищные эти события, промелькнул рядом Вихрь – чёрной глыбой обрушился конь вниз, верно служа своим хозяевам и в смерти…

Дубрав пристально оглядывался, и вот увидел колышущуюся над этой бездной, довольно массивную лодку.

– Ну была, не была! – воскликнул старец, бросился к лодке, и через плечо крикнул. – Жар, за мною!..

Однако же и пёс уже последовал в бездну. вот старец в лодке, вот выхватил заговорённый клинок, и легко, словно косою травы перерезал им те массивные канаты, на которых лодка удерживалась. Падение – удар – к счастью лодка не перевернулась. Рядом промелькнул, сильным ударом задел борт «Чёрного ястреба» – и вот уже исчез этот корабль, старец остался наедине с могучей стихией. Нарастал грохот, надвигался очередной вал, на которой лучше было и не глядеть – такое отчаянье, такую думу о неизбежной гибели он внушал. Дубрав взялся за вёсла, несколько гребков – закричал: " – Э–эй! Где вы?!» – и в ответ – совсем рядом – захлёбывающийся лай Жара. Он перегнулся через борт, и вот приметил огнистую его морду – пёс отчаянно молотил лапами, и помогал удержаться на спине плывущего рядом же Вихря, накрепко обнявшихся, но совершенно недвижимых, смёрзшихся Алёшу и Олю.

– Ну–ка, сейчас я вам подсоблю… – закряхтел Дубрав, и, подхватив одной рукой Алёшу, другой Олю – перетащил их на борт – это оказалось не сложно – они были такими лёгкими, что, казалось, и вовсе у них тел нет.