Комов явно включился в игру.

— Затем я пересел в метро.

В электропоезде не сработал магнитофон и вместо записи «Станция „Белорусская“» объявили «Станция „Парк культуры“». После этого машинист отключил магнитофон и стал сам объявлять названия станций. Это было около 20 часов.

Теперь уже Смелков едва успевал записывать.

— В беседке возле дома подростки подрались. Какого-то «Митяя» били. Это уже около 21 часа было. Ну вот, пожалуй, и все.

— Неплохо, попробуем все это перепроверить и дать следователю полную картину. А с утра в пятницу?

— Здесь у меня порядок: двое соседок видели, как я выходил из своей квартиры, а в 9.00 я был уже на работе.

— Ну что же, попробуем представить следователю доказательства, что в тот вечер вы никого не убивали. Пока все. Да, ещё скажите, она вам что-нибудь дарила?

— Ну как вам сказать? И да, и нет.

— Как это может быть?

— Да очень просто. Месяц назад она мне объявила, что все эти украшения, мебель и картины дарит мне. И даже юридически все оформила, составив завещание. А фактически все пока оставила у себя, так как все эти предметы ей дороги, напоминают о прожитых годах. Я не возражал против этого. Тем более, разбогатеть от её подарка я бы не смог, а смерти Нины Ивановны я, естественно, не желал. Мне с ней было достаточно хорошо.

— Подождите, а вы сами видели это завещание?

— А как же, — удивился Комов, — она же водила меня с собой в нотариальную контору.

— Так вы ходили вместе с ней?!

— Да.

— А как вы думаете, вас в нотариальной конторе запомнили?

— Думаю, да. По крайней мере, работница нотариата, оформляющая завещание, посматривала на меня иронически.

— Следователь, ведущий дело, о завещании знает?

— Меня он об этом не спрашивал, а я сам не говорил. Но они же должны были найти у неё завещание.

— Так, для начала неплохо, — Смелков был доволен. — Я берусь за это дело. Теперь ждите от меня вестей.

На следующий день к обеду Смелков уже располагал всеми необходимыми данными: ему на редкость повезло. Кассирша припомнила эпизод со скандальным мужчиной, пытавшимся всучить ей купюру с оторванным уголком. В диспетчерской троллейбусного парка зафиксирована жалоба облитого грязью пенсионера, не поленившегося написать заявление о хамстве водителя-лихача. В отделении милиции по месту жительства клиента подтвердили выезд в беседку, где вспыхнула драка между подростками.

Так что по крайней мере до 21 часа у Комова было алиби. И соседи, утром в пятницу видевшие Комова, подтвердили время его отъезда на службу, а в 9.00 он уже был на своем рабочем месте.

Но главный козырь для следователя Смелков приобрел, взяв копию завещания Нины Ивановны и опросив сотрудницу нотариата, хорошо запомнившую эту пожилую женщину, кокетливо разговаривавшую с сопровождающим её мужчиной.

Выехав для встречи со следователем Труновым, Смелков надеялся на благополучный исход для своего клиента. Но разговор получился трудным. Трунов согласился процессуально оформить все добытые Смелковым новые факты, но упорно продолжал верить в виновность Комова: «То, что вы выяснили, бесспорно существенно, но ещё ничего не доказывает. Во-первых, ваш клиент, являясь законным наследником, мог не захотеть ждать естественной смерти возлюбившей его женщины, во-вторых, он вполне мог после 21 часа, прямо из своего дома созвонившись с потерпевшей, поехать к ней, задушить и взять все украшения. Кроме того, мне вообще подозрительно его обращение к вам. По закону он ведь может сам не оправдываться: обязанность доказывания чьей-либо вины возложена на органы дознания.