– Мистер Кензи, вы сможете ее найти.

– Нет, – мягко сказал я. – Если ее надежно спрятали, не смогу. Если те, кто не хуже нас, не смогли – тоже не смогу. Мы просто еще двое, миссис Маккриди. Только и всего.

– То есть вы хотите сказать… – ледяным тоном произнесла она.

– Мы хотим сказать, – не дала ей договорить Энджи, – что пользы от лишних двух пар глаз будет немного.

– А вреда? Можете вы мне ответить на такой вопрос? Сильно эти две лишние пары повредят?

2

С точки зрения сыщика, если исключить побег из дома или похищение другим родителем, исчезновение ребенка сродни убийству: если дело не раскрыто в первые трое суток, скорее всего, оно не будет раскрыто вообще. Это вовсе не обязательно значит, что ребенок мертв, хоть вероятность такого исхода и велика. Но если ребенок жив, его положение определенно хуже, чем непосредственно после исчезновения. Потому что спектр мотиваций взрослых, оказывающихся рядом не со своим ребенком, крайне узок. Либо вы помогаете этому ребенку, либо вы его используете. Использовать детей можно разными способами – требовать с родителей выкуп, принуждать к труду, развращать для проституции и/или ради удовлетворения сексуальных потребностей похитителя, убивать в собственное удовольствие, – но ни один из этих способов не во благо ребенка. И если он останется жив и будет в конце концов найден, нанесенная ему психологическая травма так глубока, что следы ее не изгладятся, скорее всего, никогда.

За последние четыре года я убил двоих. На моих глазах умирали мой старый друг и женщина, которую я едва знал. Я видел самые отвратительные надругательства над детьми, знал мужчин и женщин, которые убивали импульсивно, наблюдал, как человеческие отношения разрушались от насилия.

И я устал от этого.

Аманду Маккриди искали уже как минимум шестьдесят или семьдесят часов, и мне вовсе не улыбалось обнаружить ее в каком‑нибудь мусорном баке с запекшейся в волосах кровью. Я не хотел встретить ее через полгода при дороге с пустотой во взгляде, использованной каким‑нибудь извращенцем с видеокамерой и списком адресов педофилов. Мне не хотелось смотреть в мертвые глаза живого четырехлетнего человека.

Я не хотел находить Аманду Маккриди. Хотел найти кого‑нибудь другого. Но то ли оттого, что в последние несколько дней меня это дело зацепило, как и других жителей города, то ли оттого, что все это произошло по соседству, в нашем квартале, или просто потому, что слова «исчезновение» и «четырехлетней» не должны встречаться в одной и той же фразе, мы согласились через полчаса встретиться с Лайонелом и Беатрис Маккриди на квартире у Хелен.

– Так вы возьметесь за это дело? – спросила Беатрис.

Они с мужем поднялись, собираясь уходить.

– Мы должны это обсудить.

– Но…

– Миссис Маккриди, – сказала Энджи, – мы следуем заведенному порядку. Прежде чем на что‑либо согласиться, мы должны взвесить все за и против. Что‑то вроде производственного совещания.

Беатрис это явно не понравилось, но она понимала, что вряд ли может тут что‑то поделать.

– Мы заглянем к Хелен через полчаса, – сказал я.

– Спасибо, – сказал Лайонел и потянул жену к двери.

– Да. Благодарю вас, – сказала Беатрис, но, как мне показалось, не вполне искренне.

Я подумал, что сейчас ее устроил бы лишь указ президента о розыске Аманды силами Национальной гвардии.

Мы прислушивались к затихающим шагам на лестнице колокольни, потом я смотрел из окна, как они вышли со школьного двора рядом с церковью и прошли к старенькому «додж‑овену».